Арнольд Цвейг - Затишье

В Галлиполи дрался еврейский легион, преимущественно русские евреи. Он назывался «корпус мулов», бог знает почему. Теперь ему предстояло вместе с индийцами и австралийцами завоевать Палестину. Англия играла на такой струне, как древняя мечта о Сионе; она натянула эту струну на весьма современный инструмент своей политической игры и рассчитывала привлечь к себе симпатии всего мира. Освободить гроб господень — какой боевой клич для армий со времен Ричарда Львиное Сердце! Но мы, то есть я, были убеждены, что из этого ничего не выйдет.

Я учитывал, как уже говорил вам, существование Турции; ее удельный вес, правда, уменьшился, но все же она существовала. Надо думать, что Турция навсегда останется хозяином Дарданелл и Малой Азии вплоть до Египта. Что касается немецких сионистов, то мне виделась возможность оказать важную услугу одновременно и их идее и немецкому народу. Надо было пробудить в евреях энтузиазм к защите Палестины от англичан. Какое дело бриттам до святой земли, им, под властью которых находились в Азии сотни миллионов мусульман! Что за нелепая идея — купить у турецкого султана на еврейские деньги хартию, которая предоставила бы евреям для заселения всю область от Дана до Бершебы, даже не спросив жителей этого края! «Дайте страну без народа народу без страны!» Это написал на своем знамени один из «пророков», а наши книжники пошли за этим знаменем. Не лучше ли, если бы наши мечтатели-сионисты послужили бесправным и эксплуатируемым массам в царской России? Послужили бы девушкам и юношам всего мира, стремившимся спастись от бездолья, которое создавал для них международный антисемитизм и с которым они не хотели и не могли мириться.

Бертин вдруг рассмеялся коротким смешком, весело оглядел слушателей и сделал паузу.

— Что, вы думаете, мне ответили, когда я в сентябре получил наконец отпуск, после того как изучал четыре месяца реальную жизнь здесь, в Мервинске? В кругу наших друзей, за чаем из очистков яблок и шиповника, я пытался доказать, что в Палестине, как официально и секретно сообщают наши референты по Востоку, проживает полмиллиона арабского населения и около семидесяти тысяч евреев, так что о стране без народа и речи быть не может, тем более что это не страна, а бесплодная пустыня. «Вернер, — с возмущением воскликнули они, — вы разрушаете все наши иллюзии!» И, вместо того чтобы поблагодарить меня, они от меня отвернулись.

Познанский вставил свою сигару в бумажный мундштук, сунул ее опять в угол рта и заговорил:

— И это не открыло вам глаза? Не показало, что в таких романтических движениях всегда имеется порядочная доза иллюзий? Нас, верующих, всегда возмущало, что либеральные австрийские журналисты и группы их единомышленников не прочь вступить в союз именно с самым реакционным режимом, с тогдашними и нынешними палачами армян, как бы они ни назывались — Абдул Гамид или Талаат-паша! Неужто как раз еврейские поселения на восточном побережье Средиземного моря должны возникнуть на политическом фундаменте, по сравнению с которым даже младотурецкое движение со всеми этими энверами и кемаль-беями можно назвать прогрессивным? То, что вы принесете такому еврейскому населению, гроша медного не стоит: узколобый национализм без религии, без союза с мусульманами и христианами в городе и деревне, то есть без подлинного еврейства, которое требует — смотри книгу третью Моисея, главу восемнадцатую, стих девятый: «Люби ближнего своего, как самого себя». А, значит, не превращай его в гражданина второго сорта.

Бертин внимательно слушал.

— Я давно уже ждал, что у вас, дорогой Познанский, лопнет терпение и вы наброситесь на нас, безбожников. Но об этом мы еще с вами потолкуем с глазу на глаз. Как бы то ни было, мы говорили себе: если русское еврейство поддерживает притязания царя на святую землю, то нам, жителям Центральной Европы, отставать не приходится. Идея еврейского легиона для борьбы против англичан на Суэцком канале встретила бы самый широкий отклик. Сотни тысяч еврейских солдат, находящихся в немецкой армии, и вчетверо больше — под знаменами. Габсбургов составили бы крепкое ядро воинов, полных энтузиазма и радостной готовности бороться за будущее; они увлекли бы за собой даже самых измученных турецких пехотинцев. Ибо эти бедняги дерутся с двенадцатого года: балканские войны, итальянцы в Триполи, выстрел в Сараеве… Этого достаточно даже для бесконечно терпеливого анатолийского крестьянина. По сравнению с ним мы совсем новички, а уж, казалось бы, тренировка на Марне и под Танненбергом сделала из нас бывалых и опытных вояк.