Олеандр Олеандров - Хроника пикирующей старости – 3

Чьи-то руки подхватили её под мышки и поволокли.

Очнулась – лишь в подвале.

В соседней камере – ещё трое. Из их группы. Старший сержант Иванюк и два солдата.

На допрос вызвали через час – Ты сука, против народа пришла сражаться?

И снова удар в морду.

Упала. Кровь полилась по цементному полу. Кажется нос ей окончательно переломали. Два удара ногой в живот

– Из-за таких как ты блять, хорошие люди погибают на фронте.

И сунули ей в лицо какие-то фотографии.

– Смотри … смотри что ваши наделали!…

Затем снова удары – ногами в живот.

Сначала выставляла руки. Когда поломали пальцы, прикрываться перестала. Лишь одна мысль в голове – Я смогу когда-нибудь родить после этого?

Потом, в камере, когда пришла в себя то увидела как уводили на допрос молодых солдат.

Сначала – первого. Тот что был рыжим. Кажется в прошлом месяце ему 19 стукнуло.

– Мама! – Раздался его истошный крик через некоторое время. Он звучал странно в этом помещении … отзываясь эхом по высоким каменным стенам. То опускаясь то подымаясь по ним вверх.

– Мама! … – Продолжались крики снова и снова.

А затем – … Не надо … пожалейте …

И вдруг голос стал просить как-то по детски жалобно всхлипывая – не отрезайте его … пожалуйста … не отрезайте …

Что ему отрезали она так и не поняла но солдата этого больше не видела.

– Он не воин – Презрительно хмыкнул ей охранник увидев вопросительный взгляд через окошко.

Больше ничего не сказал.

Охранник был низкого роста, жирный. Даже китель не застегнут на животе.

Она вдруг подумала – Наверное с питание у них лучше чем у нас.

И все. Больше мыслей не было.

Второго солдата увели на следующий день.

Сначала слышались крики, кажется кто-то ругался, затем что-то требовал. Потом послышались глухие удары, они то прекращались, то снова слышались. И вдруг – раздался вой. Он был такой жуткий что стало тихо во всей тюрьме. Страшный, животный вой в котором не было ничего кроме нечеловеческой боли, отчаяния и муки.

Через час в окошко её камеры заглянул охранник.

– Чего сука стоишь? Скучаешь?

Увидев её глаза полные ужаса, ухмыльнулся – Твой приятель … Его кишки сейчас по всей комнате отмывают … скоро твоя очередь.

Она отскочила от двери и забилась в угол. Тело затряслось в мелкой дрожи.

Раздался звук отодвигаемого засова.

Охранник вошёл и встал прямо над ней. Её стало трясти ещё больше – Не надо меня туда … не надо … не надо …

Он стоял и слушал … затем расстегнул ширинку и наклонил её к себе.

– Давай сука … начинай.

На допрос её вызвали на следующий день.

Теперь она рассмотрела комнату повнимательнее – серые станы, в рыжих пятнах, в углу куча мусора, какие-то мешки, на столе гора окурков в хрустальной пепельнице.

За столом, сидел человек с капитанскими погонами и пристально смотрел на неё.

Кивнул ей – Садись. – И показал на стул.

Закурил продолжая рассматривать её, наконец сказал мягким голосом – Дай ка мне руку.

Минуту смотрел на её искалеченные пальцы – Болят? Жаль … красивые у тебя руки.

Положил руку на стол и вдруг внезапно схватив пепельницу с размаха ударил ею по руке. Звон хрустальных осколков смешался с брызгами крови.

– Сколько наших убила сволочь? Ты снайпер? Наводчица? Кто? Кто ты сука?

– Не надо – Слёзы из глаз … – Я доброволец … но ни в кого не стреляла ..

– Врёшь тварь!

Не вру ..не вру . не вру . – Валится она со стула … снова корчится на полу от боли. Облизывая покалеченную руку как будто это могло бы помочь ей.

– Почему шла с разведчиками? А? Отвечай тварь!

И удар ногой по лицу … затем снова по руке …

– Ты снайпер сука! Снайпер! Я знаю!

В комнату вошёл охранник, тот что был с ней в камере.

– Слышь, братан, мы тут с ребятами перетёрли … – И что-то шепчет на ухо капитану.

Тот морщится, недовольно и брезгливо, посмотрел на её худое тело корчившиеся на полу.

– Её? Ну, как хотите.. только смотрите … что-бы тихо …

Пнул её ещё раз. Но уже не в лицо а в живот. Для порядка.

– Повезло тебе сука что красивая.

И вышел брезгливо вытирая руки об китель.

С этого дня к ней в камеру стали приходить солдаты. Никогда ничего не говорили. Не приносили еду. Не жалели. Просто насиловали.

Как резиновую куклу.

Которая лежит на полу в грязных пятнах крови и спермы.

Как будто душа в ней – умерла навеки.

И лишь где-то в глубине мозга ещё работала капелька сознания – оно отмечало, что допросы проводятся два раза в день. Утром и после обеда.