Исабель Альенде - Дочь фортуны

В годы войны у пожилого «чжун и» душа была уже не та, вдобавок утратил тяжко обретаемое всю жизнь и, наконец-то, добытое хладнокровие. Что касается материальных вопросов, то его бескорыстие и рассеянность сильно обострились и так, что Тао Чьен был вынужден кормить наставника с ложечки, иначе дни его проходили бы совершенно без еды. Учитель уже запутывался в рассказах, а заимодавцы начинали колотить в дверь, однако же, последних презирали, не особо разбираясь, ведь все, связанное с деньгами, казалось предметом постыдным и позорным, который никоим образом не должен затрагивать мудрецов. В старческой путанице этих последних лет напрочь забыл о добрых намерениях, что привил своему ученику, и стал вести себя, как одна из его супруг; то есть, уже был настолько слеп, что зачастую устремлял свой недоуменный взор на Тао Чьена, не способный вспомнить имени последнего либо куда-то поместить среди лабиринта лиц и событий, что роились в мозгу без всякой согласованности и порядка. Тем не менее, обладал колоссальной душой, помогавшей представить все подробности собственного погребения, потому что для знатного китайца наиважнейшим событием в жизни являлись личные похороны. Мысль положить конец своему унынию путем приличной смерти одолевала его уже давно, но все-таки дождался исхода войны, имея тайную и неразумную мечту увидеть победу армий Поднебесной Империи. Спесь иностранцев этот человек не выносил, напротив, ощущал великое презрение со стороны этих диких белых призраков, что никогда не мылись, пили молоко и алкоголь, и напрочь игнорировали элементарные нормы хорошего воспитания, а также были неспособны почитать надлежащим образом своих предков. Торговые соглашения представлялись ему оказанной императором любезностью этим неприятным варварам, которые вместо того, чтобы склониться в восхвалении и благодарности, требовали еще большего. Подписанный Нанкинский договор окончательно сокрушил пожилого «чжун и». Император и каждый житель Китая, включая и самого непритязательного, совсем потеряли честь. Как же можно было восстановить достоинство после подобного позора?

Пожилой мудрец тронулся умом на почве золота. Вернувшись из одного из своих походов по провинции в поисках растений, ученик обнаружил своего наставника в саду склонившегося на шелковую думку и одетого в белое, что символизировало сигнал готовности вести борьбу с самим собой. Рядом находились еще теплый чай и кисть с незастывшей, свежей краской. На его небольшом письменном столе лежал незавершенный стих, а на эластичном пергаменте была искусно выведена стрекоза. Тао Чьен поцеловал руки этого человека, который столько ему дал, затем застыл на мгновение, чтобы оценить набросок, изображавший прозрачные крылья насекомого в свете сумерек именно в такой манере, в которой и желал сам учитель.

После похорон мудреца обнаружилось просто громадное сокровище, потому что за всю свою долгую жизнь помогал жить во здравии и умереть без мучений тысячам и тысячам людей. Офицеры и важные должностные лица правительства проходили рядами чинно и торжественно, писатели декламировали свои лучшие стихотворения, и появлялись наряженные в шелка куртизанки. Предсказатель сам определил благоприятный день для погребения, а художник, выполнявший работы на похоронную тематику, посетил дом покойника, чтобы сделать наброски всего имущества. Обежал всю собственность не торопясь, не снимая мерок и не делая записей. Вместо чего где-то в своих огромных рукавах отмечал что-то ногтем на восковой дощечке. Затем набросал на бумаге миниатюрный проект дома, со всеми комнатами и мебелью, прибавил туда же и любимые предметы покойника, чтобы все это сжечь вместе с пачкой бумажных денег. В другом мире человеку не должно не хватать того, что ему принадлежало в этом. Гроб, огромный и украшенный, точно императорская повозка, пронесли по городским проспектам между двумя рядами солдат в парадной униформе, которых предваряли наряженные в сияющие цвета всадники и группа музыкантов, несущих такие музыкальные инструменты, как цимбалы, барабаны, флейты, колокольчики, металлические треугольники и несколько видов струнных инструментов. Шум и гам оказались просто невыносимыми, как, впрочем, и подобало важному статусу этого покойника. В могиле лежали вповалку цветы, одежда и еда; зажигали свечи и фимиам и, наконец-то, сожгли деньги, а также нарисованную на бумаге кучу предметов. Древняя деревянная, покрытая золотом, табличка с выписанным на ней именем учителя располагалась над могилой, чтобы не создавать духу никаких препятствий, в то время как тело предавали земле. Перенять табличку надлежало старшему сыну, затем поместить ее в собственном домашнем очаге на почетном месте рядом с представителями других своих предков по мужской линии, но у доктора не было того, кто бы выполнил подобную обязанность. Тао Чьен был всего лишь слугой, и предложить в этом случае свою помощь было бы грубейшим нарушением всего церемониала. Молодой человек пребывал истинно потрясенным, ведь в толпе оказался единственным, чьи слезы и стенания выражали подлинную боль, хотя и древняя табличка осталась в руках далекого племянника, у которого появился моральный долг принести подношения и молиться перед ними каждые пятнадцать дней, а также чтить годовщину.