Курт Воннегут-мл - Синяя Борода

* * *

Поехавший крышей Шлезингер утверждает, что все удачные революции, включая абстрактный экспрессионизм – то есть, ту, в которой принял участие и я, – были организованы именно таким набором действующих лиц. В нашем случае гением работал Поллок, для русских – Ленин, для христианства – Христос.

А если не удается подобрать подобную компанию, то о каких-либо серьезных изменениях в чем угодно можно вообще забыть, говорит он.

* * *

Представляете? В этом доме на берегу океана, таком пустом и лишенном жизни всего несколько месяцев назад, вызревают теперь: книга об успешных восстаниях, книга о чувствах, испытываемых небогатыми девочками по отношению к богатым мальчикам, а также книга воспоминаний художника, все картины которого осыпались со своих холстов.

И к тому же у нас на подходе младенец!

* * *

В окно мне видно простого мужика, оседлавшего небольшой трактор, за которым по моему газону с безумным треском волочится связка косилок. Все, что я о нем знаю – это что зовут его Франклин Кули, что он владеет древним двухдверным «Кадиллаком» цвета детской неожиданности, и что у него шестеро детей. Мне неизвестно даже, умеет ли он читать и писать. В сегодняшней «Нью-Йорк Таймс» говорится, что сорок миллионов американцев не умеют читать и писать. Неграмотных в этой стране в шесть раз больше, чем армян во всем мире! Их так много, а нас так мало!

Догадывается ли Франклин Кули, несчастный тупой уродец с шестью детьми и с трескучей какофонией косилок в ушах, какую гигантскую работу делаем мы в этом доме?

* * *

Да, а знаете, о чем еще пишут сегодня в «Нью-Йорк Таймс»? Генетики получили неопровержимые доказательства, что мужчины и женщины происходят из различных рас: мужчины зародились в Азии, а женщины – в Африке. То, что при встрече они оказались способными на взаимное скрещивание – не более, чем совпадение.

Женский клитор, если верить рассуждениям в газете – рудимент копулятивного органа завоеванной, порабощенной, опошленной и выхолощенной расы человекообразных, более слабой, но отнюдь не менее разумной!

Пора отказываться от подписки!

25

Возвращаемся в Великую Депрессию!

Короче, вот что: Германия напала на Австрию, потом на Чехословакию, потом на Польшу и Францию, а в результате в далеком городе Нью-Йорке бесславно пала моя жалобная жизнь. «Кулон Фрер э Сье» закрыли свое представительство, и я потерял работу в агентстве – в скором времени после мусульманского погребения, которого был удостоен мой отец. Тогда я подал заявление в американскую армию, еще ни с кем в тот момент не воевавшую, и неплохо сдал экзамен на профессиональную пригодность. Великая Депрессия продолжала свирепствовать, а армия в нашей стране все еще представляла собой весьма избранную семью, так что мне повезло, что меня приняли. Помню, как сержант в призывном центре на Таймс-сквер дал мне понять, что мои перспективы в качестве члена этой семьи были бы более светлыми, если бы я изменил свое имя и фамилию на что-нибудь более американское.

Помню даже, в чем состояло его искреннее предложение – чтобы я переименовался в Роберта Кинга. Представьте себе: вот сейчас кто-нибудь вторгся бы незаконно на мой пляж, уставился в изумлении на этот особняк, и ему пришел бы в голову вопрос: кто же это настолько богат, чтобы позволить себе такую роскошную жизнь – а ответом на этот вопрос могло бы быть «Роберт Кинг».

* * *

Но армия приняла к себе именно Рабо Карабекяна – и вскоре я выяснил, что было тому причиной: генерал-майор Дэниэл Уайтхолл, в то время командующий инженерными войсками, пожелал иметь свой портрет в парадном облачении и решил, что лучше всего с этим справится обладатель иностранной фамилии. Разумеется, никакой оплаты при этом мне, простому рядовому, не полагалось. О, как этот человек жаждал бессмертия. У него сдавали почки, и через шесть месяцев он собирался выйти в отставку, упустив таким образом возможность воевать в двух мировых войнах.

Одному Богу известно, что стало потом с портретом, который я писал для него вечерами, освободившись от обязанностей на курсах молодого бойца. Материалы я использовал самые дорогие, на них деньги он тратил с радостью. Вот вам и картина моей кисти, которая в самом деле может пережить «Джоконду»! Если бы мне тогда пришло это в голову, я бы придал ему на холсте загадочную полуулыбку, смысл которой был бы понятен мне одному: что он ухитрился дослужиться до генерала, так и не попав ни на одну из двух великих войн своего времени.