Юрий Герт: Кто если не ты

Что-то в ее тоне насторожило Клима, но на пороге появился Николай Николаевич. Он был в своей пижаме в зеленую полоску, и его бледное лицо альбиноса с белыми бровями и веками без ресниц отливало зловеще-зеленоватым цветом.

Он сдержанно улыбнулся, обнажая высокие розовые десны, и попросил Клима зайти к нему, когда гости — он выделил это слово — разойдутся.

Клим покорно вытерпел поцелуй Надежды Ивановны и был ей благодарен за то, что на этот раз она ограничилась лишь одним восклицанием: «Воскрес!»

А когда она поставила, на стол корзиночку с хлебом и кастрюльку, полную молока, он объявил, что она — гений.

После того, как от буханки не осталось даже крошек, а кастрюлька, пущенная по кругу, опустела, Клим потребовал, чтобы ему рассказали все подробно.

Он сидел на сундуке в излюбленной позе — упершись в крышку каблуком, обхватив руками колено и прижавшись к нему подбородком — сидел и слушал, хмуря широкий, нависший над глазами лоб. Слушал Мамыкина, который говорил, с трудом подыскивая слова, слушал Витьку Лихачева, который не мог сдержать возбуждения и ежеминутно прерывал Лешку, слушал Раечку Карасик, не умевшую молчать, когда говорят другие, и Лапочкина. Слушал всех, и мало-помалу в глазах Клима туманился и гас блеск, к нему возвращалось чувство усталости и горечи.

Когда они кончили и наступила тишина, он еще долго сидел в скрещении ждущих, горячих, вопрошающих взглядов — сидел, будто и не замечая, что слушать уже некого и пришла пора говорить ему.

Потом он поднялся, выпрямил затекшие ноги и, глядя в пол, медленно сказал:

— Нет, вы плохо придумали, братцы...

В спину ему кто-то изумленно, почти негодуя, выстрелил:

— Почему?

Он стал у распахнутого настежь окна, сквозь густые ветви тополя слабо просвечивали звезды. Надежда, неведомо почему вспыхнувшая в его сердце, потухла. Это было тяжелей, чем если бы она не загоралась совсем.

Была ночь, и звезды, и дремотный шелест листвы... Была Кира — она таяла, уходя во мрак, таяла — и не могла растаять... Была ясность, обретенная там, в закатной багряной степи, и ребята... Их лица, как на крутящемся барабане, выплывали из тьмы и уводили во тьму — Лешка Мамыкин, с бычьим упорством ищущий истины, взбалмошная Раечка, отчаянный Витька Лихачев, мальчишистая Наташа Казакова, Костя Еремин, похожий на сердитого кролика... Они появлялись и исчезали, и вместо них тьма рождала в своих недрах лики Карпухина, Митрофана, Никоновой... Новые жертвы? Зачем?.. Они еще ничего не знают, и пусть никогда капитан Шутов не предстанет перед ними...

Он обернулся. Поднял глаза и сказал упрямо и грустно, стараясь смягчить свои слова, чтобы они не обиделись:

— Вы не поможете. Мне... не нужна ваша помощь.

— Ты не думай, что мы боимся! — произнес Гена Емельянов, решительно насупясь.

— Разве вам непонятно, что мне опять припишут, будто это я вас принудил, подстрекнул и так далее?..

— Но мы же сами!

— А кто вам поверит?

За его спокойной иронией сквозила такая тоска, что Майя испуганно охнула:

— Клим, но нельзя же так!..

Ее лицо выражало столько сострадания и боли, что он попытался улыбнуться. Но улыбка едва тронула его губы — и замерла.

Было слышно, как Лешка со свистом цыкнул сквозь зубы и, шаркнув ногой, растер на полу плевок.

Мишка, отделившись от группы тесно сжавшихся ребят, тяжело дыша, подошел к Климу — коренастый, широкоплечий, с отвисшей от гнева челюстью — остановился против растерянно улыбающегося Бугрова, шумно вдохнул воздух и со словами: «Паршивый индивидуалист!» — коротким движением ткнул его в грудь .

...Игорь вошел почти незамеченным. Никто не обратил внимания на его стук. Он постоял перед дверью, прислушиваясь к возбужденным голосам, но так ничего и не сумел разобрать. Ему хотелось застать Клима одного, поговорить без свидетелей... Раздумывая, стоит ли входить, он приотворил, дверь, но кто-то изнутри нажал и едва не прищемил, Игорю пальцы. Игорь разозлился и надавил на дверь плечом. Она подалась туго — он протиснулся в щель. Павел Ипатов, подпиравший дверь спиной, только мельком взглянул на него, продолжая спорить с Казаковой.

Игорь отыскал Клима — тот стоял у книжного шкафа, на него наседали ребята. Игорь ухватил несколько слов:

— И все пойдут за нами...

— Вера Николаевна не сказала бы зря...

— Люди ведь...

Что случилось? Игорь прислонился к стенке, скрестив руки на груди.

Клим увидел его и, через головы, обрадованно помахал рукой. Он пробрался сквозь плотное кольцо ребят и подошел к Игорю.