Юрий Герт - Кто если не ты

7

В девятом вспыхнул дружный хохот.

Любопытные малыши заглядывали в дверь и столбенели на пороге.

— Вот уморушка! — стонал, упав животом на парту, Игонин; скаля румяный белозубый рот, ядреным жеребячьим гоготом захлебывался Красноперов; даже Михеев зашелся в беззвучном, зажатом где-то внутри смехе — при этом он трясся всем телом, и лицо у него было такое, будто он плачет.

Витька Лихачев, изнемогая, мотал курчавой головой; он еле выдавил в три приема:

— Бугров, а меня... в свою дивизию... запишешь?..

Раскаленные струи смеха хлестали в багровый лоб Клима. Он стоял у стены, по-бычьи нагнув голову, и не мог шевельнуться, не то что говорить. Он бы говорил, он бы возражал и спорил, если бы с ним спорили, но все просто смеялись, и смеялись не зло, а скорее добродушно... И это было самое страшное.

Только Егоров сидел на подоконнике, болтал ногами и, как отличный эстрадный комик, сохранял полную невозмутимость. Свой номер исполнил он с блеском!

Он опоздал на два урока, явился к началу большой перемены и, еще с порога отыскав глазами Клима, заорал:

— Эй, вы, яванцы! Привет вам от Петьки Ферма!

— Ты что-нибудь ему говорил?..— спросил Клим,

— Кое-что,— потупился Мишка.

А Егоров, скача по партам, размахивал руками и выкрикивал:

— Карман шире! Сто тысяч долларов — как одна копеечка! Налетай — подешевело!

— Не грохочи, не глухие,— попробовал утихомирить его Клим,— Чего тебе?..

Но вокруг уже собиралась толпа.

— Мне-то ничего! — издевался Егоров.— А вы вот, может, и решите вашу теорему, да все равно денежек не получите!

— Еще как получим,— сказал Мишка.

— Кукиш с маслом вы получите! Много было таких дураков, да премию-то... Премию-то давным-давно ведь отменили! Еще до первой мировой войны!

— Врешь! — выдохнул Мишка.

Но Егоров злорадно посмеиваясь, вытянул из кармана смятый, небрежно вырванный из книги листок и с торжеством протянул его Климу.

Все, что говорил Егоров, оказалось правдой.

В результате нездорового интереса к доказательству теоремы Ферма — так было там написано,— проявленного любителями легкой наживы,— так было там написано — премию отменили в 1911 году...

Изумрудный остров Ява, обагренный кровью, в дыму и огне, возник на секунду перед глазами Клима — и потом его накрыло громадной волной...

— Где ты взял это? — побледнел Клим.

— В библиотеке, а то где же! — засмеялся Егоров, обнажая мелкие кривые зубы.

— Свинья ты,— с безнадежным отчаянием сказал Клим.— Я бы такую свинью не стал пускать в библиотеку!..

И это было все, что он мог сказать.

А Егоров уже балаганил, объясняя ребятам, как Бугров и Гольцман решили бежать на Яву, прихватив с собой десятка два самолетов и танков... И все смеялись.

...Над чем?..

Прозвенел звонок.

Верзила Мамыкин, всхлипывая, вытирал с узеньких заплывших глазок слезы.

— Ну, Бугров, спасибо,— сказал он,— насмешил, как в цирке!

Но смешки еще долго вспыхивали то в одном, то в другом конце класса. Клим старался их не слышать. И не думать о Егорове, о Мамыкине — ни о ком. Что делать дальше? Катастрофа наступила в одну минуту. Они были разгромлены и уничтожены. Мишка пасмурно молчал, виноватый и подавленный. У Клима не подымалась рука задать ему хорошую головомойку.

Что делать дальше?

После уроков они остались в классе. Михеев был дежурным. Он собрал чернильницы, отнес их в учительскую и вернулся, чтобы захватить портфель. Он складывал в него учебники — все один к одному, каждый обернут в газету, на каждом аккуратно выведено заглавие и — сверху, над волнистой чертой — имя владельца. Когда Михеев хотел выйти, ему преградили дорогу.

— Кто ты? — спросил Клим коротко.

Михеев удивился.

— Я?..

— Да, ты,— повторил Клим.— Ты комсорг или оппортунист?

— Я комсорг,— сказал Михеев.— Пусти, мне домой надо.

— Ничего,— сказал Мишка,— Еще успеешь.

— Я есть хочу.

— Семьдесят миллионов малайцев тоже хотят есть,— сказал Клим.

— А я тут при чем?

— С этого надо было и начинать! — сказал Клим.— Какой ты, к черту, комсорг? Ты оппортунист и предатель! Ты думаешь, ты над нами смеялся сегодня? Ты над яванской революцией смеялся! Над людьми, которые умирают за свою свободу!..

Михеев растерянно провел рукой по и без того прилизанным волосам.

— Не выдумывай,— сказал он.— Я над ними не смеялся.

— Хорошо,— сказал Клим холодно,— Допустим. А теперь — садись.

Михеев сел.

— Двигайся,— сказал Клим.

Он сел около Михеева, и рядом с Климом опустился Мишка. Михеева притиснули к стенке.