Олег Коряков - Дорога без привалов

— А ну, кончай курить. Хозяин идет!

(«Уральский рабочий», 3 августа 1946 г.)

Уже давно затих традиционный вечерний перезвон чайных ложечек в стаканах, угомонились все жильцы, и Екатерина Елистратовна, хлопотливая и приветливая хозяйка тагилстроевской гостиницы, пожелала людям спокойной ночи. Можно было передохнуть.

Я стоял у окна. Соседние дома, притушив огни, темной стеной загораживали город. Лишь по-всегдашнему приглушенно-трепетному полыханию ночного неба угадывалось могучее дыхание индустриального гиганта. Поглядывая на расплывчатые бегущие отблески пламени на облаках, я устало и невнятно ощущал в себе ту горделивую радость, что всегда входит в мое существо в этом городе.

Всякий раз, приезжая на НТМК, как привыкли мы называть Нижнетагильский металлургический комбинат, не перестаю я немо восторгаться величием и могуществом грандиозного создания человеческих рук. Здесь все громадно: и великолепный инженерный замысел, и его воплощение в монументальных формах, и астрономически весомые результаты труда металлургов. И все здесь в кипении жизни, в развитии, в росте.

Вот и ныне все мы, затихшие сейчас в комнатах этой гостиницы, съехались сюда по случаю рождения нового детища комбината: предстоял пуск кислородноконверторного цеха. Стояло лето 1963 года.

Событие это привлекло внимание многих — и у нас в стране, и за рубежом. Дело не только и не столько в том, что сооружение кислородно-конверторного цеха положило начало второй очереди комбината. Его пуск, по существу, знаменовал рождение новой отрасли отечественной металлургии…

— Нет, батенька, — неожиданно прозвучал густой бас в соседней комнате. Духота июньской ночи распахнула все двери и окна. Бас — по нему я узнал седого толстяка, выпившего вечером семь стаканов чая, — звучал негромко, но слышал его я отчетливо. — Нет, батенька, это, может, только для вас пуск конвертора — финиш, а я его рассматриваю как некий старт, начало нового разгона.

Толстяку, надо полагать, не спалось. Толстяк решил доспорить с кем-то.

— Какой же тут разгон? — сразу, с готовностью продолжить разговор ответил незнакомый мне приятный тенорок. — Вот подпишем свой акт — и конец: до свидания, Тагил.

— Низкая у вас колоколенка, дорогой. Заберитесь повыше — увидите, какие пути развития металлургии открывают эти ваши акты, вкупе взятые.

Тенорок похмыкал, потом сказал:

— Конечно, с этой точки зрения, действительно… А скажите, — вы извините меня, я ведь все же далеко не металлург, — скажите, откуда он на нас свалился, этот кислородно-конверторный способ производства стали? Почему раньше ничего о нем слышно не было?

Теперь похмыкал бас:

— Свалился — это как сказать. Уж коли на то пошло, то в принципе этот способ постариннее мартеновского. Сам-то конвертор вы видели? Это, если видели, особая, вращающаяся на горизонтальной оси реторта, построенная из огнестойких материалов. Размеры, конечно, солидные: высотой почти в трехэтажный дом.

В конвертор загружают жидкий чугун, необходимые добавки и продувают воздухом или, как в данном случае у нас, кислородом. Вредные примеси, которые содержатся в чугуне, окисляются и уходят в шлак. Чугун превращается в сталь. Детали и тонкости, как вы понимаете, я опускаю. Важна суть, не так ли?

— Конечно, конечно, — торопливо согласился собеседник.

— Ну-с, так вот, конверторы появились раньше мартенов. Когда француз Пьер Мартен, — а это было в тыща восемьсот шестьдесят пятом году, — оформил патент на получение литой стали в регенеративных пламенных печах, уже на многих заводах работали сталеплавильные реторты, сиречь конверторы, Генри Бессемера, известного в те поры английского изобретателя. Ну, правда, вскоре печи Мартена стали их вытеснять: новый-то способ оказался выгоднее: можно было наряду с чугуном применять лом, а сталь получалась лучше.

— Любопытно, — подбодрил рассказчика тенорок. — Что ж, тогда и махнули рукой на Бессемера?

— Ну почему же махнули? Нет, батенька, не махнули. Улучшать стали способ. Бессемерование какой имело существенный недостаток? В ход шли только те чугуны, которые почти не содержали серу и фосфор. Годах в семидесятых англичанин Томас нашел способ использовать и высокофосфористые чугуны. И, что интересно, примерно в это же время подобные работы велись и у нас на Урале. Бессемеровскую сталь получали на Кушвинском, Нижнеисетском, Сысертском и других заводах. А на Нижнесалдинском инженер Константин Павлович Поленов, построив бессемеровскую фабрику… Заметили? Фабрику. Точное название. Пользовались бы сегодняшней терминологией — назвали бы конверторным цехом. Так вот, построил он фабрику и ввел технологию, которая давала возможность использовать чуть ли не любые чугуны. Его способ так и получил среди металлургов название русского бессемерования.