Амин Маалуф - Самарканд

Советник уже поднялся, чтобы сделать как ему велели, когда визирь как бы между прочим заметил:

— Полагаю, что, как человек предусмотрительный, ты уплатил долги, разделил добро между сыновьями и выдал замуж всех своих дочерей!

Посланник снова опустился на сиденье, словно у него вдруг отнялись ноги.

— Что ты мне советуешь?

— Не получил ли ты от халифа еще каких-либо указаний? Нет ли возможности полюбовно уладить дело?

— Он сказал, что, если не будет никакой возможности избежать этого брака, он желал бы получить в качестве вознаграждения триста тысяч золотых динар.

— Так-то оно лучше, однако не думаю, чтобы он прислушался к голосу разума. После всего того, что султан сделал для халифа, после того, как он вернул ему его город, откуда он был изгнан шиитами, его богатства и земли, тот не вправе требовать от него вознаграждения. Мы могли бы договориться, не обижая Тогрул-бека. Ты скажи ему, что халиф согласен выдать за него свою дочь, а я, со своей стороны, воспользуюсь благоприятным моментом и подам ему мысль сделать такой подарок невесте, который был бы равноценен названной сумме.

На том и порешили. Чрезвычайно довольный тем, что дело тронулось с мертвой точки, султан отправил в Багдад депутацию, состоящую из великого визиря, высокородных лиц, высших военных чинов и своих сородичей с ценными дарами: камфарой, миром, парчой, сундуками, наполненными драгоценными камнями, и сотней тысяч золотых монет в придачу.

Халиф принял самых родовитых членов депутации, обменялся с ними вежливыми, но весьма пространными речами, а затем, оставшись один на один с визирем султана, заявил, что согласия на этот брак не давал и что, если его будут принуждать, он покинет Багдад.

— Если таково решение Князя Верующих, к чему было назначать денежное вознаграждение?

— Я не мог отказать одним словом. Надеялся, что султан войдет в мое положение, поймет, что не вправе ждать от меня такой жертвы. Тебе я могу сказать: никогда еще ни один султан — турецкий ли, персидский не требовал такого от халифа. Я обязан защищать свою честь.

— Несколько месяцев назад, почувствовав, что ответ может быть отрицательным, я попытался приготовить к нему султана и объяснить, что никто до него не осмеливался замахиваться на такое, что это не принято и не найдет понимания. Я никогда не посмею повторить тебе, что он мне ответил.

— Говори, не бойся!

— Пусть Князь Верующих позволит мне не произносить этого, моим губам не выговорить подобных слов.

Халиф был в нетерпении.

— Говори без утайки, приказываю тебе!

— Султан начал с того, что стал осыпать меня бранью, обвиняя, что я принял сторону халифа и выступаю против него… Грозился заковать меня… — Визирь намеренно медлил и не говорил главного.

— Скажешь ли ты наконец, что последовало затем?

— Султан возопил: «Ну не странные ли эти Аббасиды! Их предки подчинили себе лучшую половину земли, возвели процветающую империю, а взгляни на них сегодня! Я забираю у них земли, они молчат. Отнимаю у них столицу — поздравляют друг друга, осыпают меня подарками, а халиф мне еще и говорит: «Все страны, которые вручены мне свыше, препоручаю тебе, всех верующих, доверенных моему попечению, отдаю в твои руки». Умоляет меня защищать его самого, его гарем, его дворец. Но когда я прошу руки его дочери, он вдруг встает на дыбы и вспоминает о чести. Неужто девственницы — единственная территория, за которую он еще готов сражаться?»

Халиф хватал ртом воздух, из его рта не вылетало ни звука, визирь воспользовался этим, чтобы завершить рассказ:

— Еще он добавил: «Пойди скажи им, что я овладею его дочерью, как овладел империей и Багдадом».

Джахан в мельчайших подробностях, смакуя, расписывала матримониальные перипетии сильных мира сего; Омар был далек от того, чтобы осуждать ее, и от души смеялся вместе с нею. Когда же плутовка стала грозить, что не проронит больше ни слова, он упросил ее продолжать рассказ, хотя и знал, что было дальше.

Халиф смирился с неизбежным, а что у него было на душе — одному Богу известно. Как только благоприятный ответ достиг ушей Тогрула, он пустился в дуть и, не доезжая до Багдада, выслал вперед своего визиря, с нетерпением ожидая известий, как идут приготовления к свадьбе.

Посланнику дали понять, что свадебный договор готов к подписанию, но что о свидании супругов не может быть и речи «в силу того, что в этом деле главное сам союз, а не личная встреча».