Александра Созонова - ...Либо с мечтой о смерти

— У вас крепкий желудок, завидую! — Джекоб протянул мне чистый носовой платок и стакан. Видимо, я пребывал еще в тисках шока и не понимал, что делать с этими предметами, поскольку он объяснил со смешком: — Воду выпейте, а платком оботрите лицо от пота.

Я послушно проделал и то и другое. Стало полегче. Огляделся: узкая комната с длинным столом (как я здесь очутился, память не сохранила), за которым, кроме доктора и русского, восседала Маро. Она демонстративно не смотрела в мою сторону, что-то записывая на листке бумаги. На большом мониторе виднелась комната, из которой меня вывели только что. (Комната пыток, узилище унижений.) Сейчас она была пуста: ни мужчины, ни тошнотворной кастрюли.

— А у вас желудок оказался не крепким? — овладев речью, я старался говорить небрежно и самоуверенно. — Вырвало? Кстати, надеюсь, это инсценировка?

— Это инсценировка, конечно же, — успокоил меня психоаналитик. — Зрительное впечатление, усиленное звуковыми и обонятельными эффектами.

— Меня пронесло, — ответил русский. — Довелось работать не со столь отвратительной эмоцией.

— Ужас? Отчаянье? — предположил я. — Что там еще? Если б мне дали выбор, я бы тоже взял что-нибудь полегче.

— Полегче? Не зарекайтесь, Норди, — Джекоб кивнул на монитор, на котором зашевелились фигуры. — Отвращение — далеко не самая плохая краска астральной палитры. Сдается мне, этому бедолаге вы не позавидуете.

В пыточную комнату ввели мужчину лет тридцати. Не из числа исследователей, обычного пациента. Я отмечал его на своих прогулках: всегда один, ни с кем не общается, лицо каменное. На стеклянную стену повесили экран, принесли проектор.

— Ему будут показывать кино. Всяко легче, чем наблюдать нечто неотличимое от натурального, — заметил я. — Завидую ему, Джекоб.

— Будь я азартен, заключил бы с вами пари, что через пять минут вы откажетесь от своих слов, — бросил русский.

— Прошу тишины, господа, — брюзгливо одернул нас Роу. — Ваша задача сейчас просто наблюдать. Молча, без комментариев, междометий и прочих звуков.

Я ожидал, что испытуемому покажут ужасы, расчлененку, обитателей морга или, на худой конец, реальные катастрофы, но ничего подобного. Обычное любительское видео: смеющаяся женщина в домашнем бассейне, трехлетний малыш, размахивающий бенгальским огнем, девочка лет восьми, примеряющая перед зеркалом мамины туфли на шпильках. Мужчина сжал руками голову и глухо замычал. Плечи его тряслись.

— Это его семья, — догадался я.

— Тише, — шепнул Джекоб. Нагнувшись к моему уху, пояснил еле слышно: — Разбились месяц назад на машине, все трое: жена, сын и дочка.

— Садисты, — внятно пробормотал я. — Бессердечные выродки.

— Роу, выведите хама прочь, — холодно приказала Мара.

Доктор послушно поднялся с места.

— Не трудитесь, я выйду сам!

— Впрочем, нет, — передумала она. — Сочувствие — тоже крайне интересная эмоция. Поработаем и с ней заодно.

Поколебавшись какое-то время, я остался на месте. К счастью, второй опыт был короче первого: минут через пять беднягу отпустили.

— Выпейте еще воды, — посоветовал мне Джекоб в перерыве, пока готовили третий опыт. — Сдается мне, эксперимент номер два дался вам тяжелее первого.

Я ничего не ответил, но воду выпил.

Экзекуция номер три была посвящена ярости и шока не вызвала. (Отчего испытал немалое облегчение.) Двое незнакомых мужчин, явно не из числа интеллектуалов, то ли спортсмены, то ли военные, сначала перебрасывались уничижительными репликами, затем подрались — безудержно, яростно, в кровь. Я даже не сразу понял, кто из двоих испытуемый, а кто подручный исследователей, умелый актер-провокатор, настолько они походили друг на друга, и обликом, и реакциями.

А вот четвертый опыт опять встряхнул. Ощутимо, болезненно. Подопытной оказалась Дина, которую наши садисты приговорили испытать настоящий, неподдельный, качественный ужас. В комнатку, где наглухо заперли бедную женщину, в маленькое окошечко принялись запускать змей. Больших, маленьких, узорчатых, матовых, вплоть до огромного белесого питона. Дина металась, вжималась в стены, пронзительно верещала. Смотреть это шоу было невыносимо. Я оглянулся на Мару: гениальная исследовательница впитывала каждое движение жертвы на мониторе, сочные губы приоткрылись, иудейские очи горели. Исследовательский азарт похож на вожделение, подумалось мне. Во всяком случае, в этой незаурядной душе.

— Ради всего святого, хватит! — взмолился я. — Что вы надеетесь узнать, продолжая это изуверство?!