Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

— У вас, что, можно оружие дома держать? — одними губами, боясь шевельнуться, ошалев, спросила Елена.

Сильвия отрицательно мотанула головой, не мигая, глядя в сторону особняка огромными от ужаса, миндалевидными глазами — в экране обожженно-рыжих ресниц которых в этот миг настолько резко отразилась перекрещенная рама горящей веранды, что Елена, затаив дыхание, уже от восторга, поразилась сходству с картиной, как будто анимированной у нее прямо перед глазами. Сильвия мотнула головой в бок, глазами внятно показала Елене стратегию: скачок вправо, еще скачок — левее, уже через забор — и, не дожидаясь визуального подтверждения разгаданного звука, на закрывая от ужаса рта, сиганула вперед, в соседний сад, и понеслись дальше кубарем, не оглядываясь, стараясь держаться за кустами — короткими, но безостановочными перебежками — до тех самых пор, пока жуткий дом на окраине не пропал из виду — и тогда они обе выпрыгнули из-за чьего-то очередного малорослого плетня на дорожку и с автомобильным скрежетом кроссовок по гравию выбежали на перпендикулярную улицу, еще заворот — и когда они, уже чуть успокоившись, но еще дрожа, с горящими, счастливыми (из-за скорости, из-за вот этой бегунской свободы, из-за оставленной позади опасности) глазами, под жаркими звездами, все еще не сбавляя темп, шагали по восторженно скрипевшей, казалось, на весь мир, гравийной дорожке, а Елена почему-то вспоминала странно аукнувшиеся — вот сию вот секунду — в жизни — Кеексовы ксерокопии старых газетных документов — про теракт, бегства, погони — и невероятные истории спасения единичных заложников из смертельной опасности, — Сильвию вдруг прорвало — она вдруг взмахнула обеими руками, как будто что-то выбрасывает из кулаков, и заорала:

— Достали они меня все! Родители в спортивную секцию заставляют ходить — эта идиотская легкая атлетика! Диета все время! Тренировки! Ненавижу! А теперь еще эти походы в магазины по полдня с нашей русской гостьей! Нет, вот скажи мне: что интересного в магазинах с одеждой? Как можно торчать там часами?! Объясни мне?! — орала она, как будто проблевываясь после векового молчания. — Это же скучно! А она требует, чтобы мы ее каждый, каждый день, везли в самые большие магазины! Нет, она милая, конечно — ну ты меня понимаешь?! Достали все! — повторила она уже с какой-то жуткой радостью на лице, что может, смеет, наконец, выговориться. — Ну объясни — ты ведь русская — ну что можно три часа подряд делать в магазине одежды, ничего не покупая! Ходить и трогать и мерить всё! А?!

— Знаешь, честно говоря, ты выглядишь как раз как человек, который гораздо лучше знает на это ответ, чем я, — не удержалась и съехидничала Елена, стягивая с себя джемпер, расстегивая рубашку, и вытирая рукавом пот с лица.

Сильвия с припадочной яростью закатила глаза:

— Все вот так на меня смотрят! Мне поговорить даже из-за этого не с кем! Завтра опять надо долбить на уроках — родители требуют, чтобы я лучшей в классе была! Лучшая, лучшая, лучшая, лучше всех одеваться, лучше всех на уроках отвечать, лучше всех в секции бегать, не сметь толстеть! Достали! Не могу больше это всё видеть! Достали! — пробумцала она с яростью. — Сейчас все по домам разойдутся — а мне еще физику зубрить сидеть придется. Я ненавижу их всех! А вдруг спросят на уроке завтра? Знаешь, какой мне скандал родители устроят, если не получу отлично!

— А ты технику Хэссэ практикуй! Фиговый, конечно, шрифтштэллер, а как философ — так еще хуже, — но зато неплохой педагог, — издевательски предложила Елена, закатывая рукава, и чувствуя такой жар, что нырнула бы даже в Айзбах — если бы он был под рукой. — Помнишь, как у него герой учителей гипнотизировал, чтоб к доске не вызвали?

Сильвия удивленно загоготала. Но тут же, погоготав еще для порядку, честно призналась, что Хэссэ никогда не читала. И на всякий случай попросила объяснить методику поподробнее.

Выяснилось, что Сильвия, по требованию матери, у которой, на предмет образования достойной породистой девушки, очень строгие требования, даже читает много: прямо с конвейера, всю новую литературу — с девичьей, впрочем, невзыскательной близорукостью — и модного мелкого вонючку Зюскинда, например, считает хорошим писателем — и о книгах, по совету той же матери, судит по рецензиям, публикуемым в газетах и журналах.

— А что бы ты сделала, Сильвия, если бы тебя захватили в заложники, а? Вот ты живешь себе — живешь, и вдруг — выскакивает из кустов крыжовника дядька с карабином — и… Три возможности на выбор — бежать; сражаться; или позволить убить себя?