Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

На лужайке с частыми кочками лошадь черного шоколада, в белых носках на задних ногах, объезжала сутуло сидящего на ней мешком фрица в каске.

Черный лабрадор, с противоположной стороны дорожки, переходя по поляне от одного землекопского конуса к другому, сосредоточенно караулил у входа в норы и бил лапами кротов. Без всякого видимого успеха.

Разморенная буколиками, Елена упала на лавку, на самом солнцепеке, наблюдая, как лупоглазая утка в метре от нее, щеголяя прекрасной выделки узорными перепонками на лапах, хищно и систематично, на непрекращающихся оборотах, вытянув вперед шею, как комбайн, цопает мошек в траве.

К ней на скамейку, с самого краешку, как бы нехотя, как бы раздумывая, подсел невысокий осанистый благообразный крашенный в каштан старик лет пятидесяти в прекрасно сидевшем темно-синем костюме и чуть заостренных дорогих кожаных туфлях, цвета и рельефа мытых дождевых червей, с простроченным зигзагообразным узором вокруг шнурков. До этого он дважды встречался ей на пути — туда и обратно, прогуливался в одиночестве, исключительно по асфальтовым дорожкам, и опасений никаких своим внешним видом не вызывал. Сейчас, бегло взглянув на альбом, который Елена разложила на коленях, тот сиганул с места в карьер:

— Здравствуйте. Я — партнер в издательстве Бертельсманна. Не плохой день, не правда ли? Не поужинать ли нам сегодня вместе?

Елена, брезгливо поморщившись и взяв альбом подмышку, как термометр, поднялась с лавочки.

— Дитя, вы меня неправильно поняли: давайте на секундочку поднимемся к моей машине — это вот там, в двухстах метрах отсюда, у меня там в салоне интереснейшие альбомы и журналы, которые я вам могу показать! — не отставал старикашка.

Не говоря ни слова и только с жалостью оглянувшись через плечо на недосмотренную, недовольно крякнувшую от кутерьмы утку, Елена галопом вынеслась из парка, и не сбавляла темп, пока не хлопнулась отдышаться на ступеньку к хоть и рыжей, но надежной Театинэр, тут же злобно вспомнив анекдот:

— Здравствуйте, я Семен Израилевич Чингачгук!

Расстроилась, и вернулась опять на Марципанэн-платц, борясь с судорогой омерзения.

На углу с Кауфингэр штрассэ камерный оркестр плавно играл канон приторного Пахэльбеля, под звуки которого пухлявые мальчики, безжалостно приканчивавшие в центре площади драконов, приобретали особый, драматически диссонансный смысл.

Елена дошла по ниточке звука, наклонилась, звонко кладя монетку в уже наполовину полный мелочью раскрытый футляр от скрипки, и в ту же секунду обнаружила себя жадно схваченной в охапку Кудрявицким:

— К-как ха-ха-харошо, что я теббя встретил! Пойдем скорей со мной в К-к-кайфхоф! Там па-патрясающая распродажа! Я специально с уроков свалил!

— Что за Кайфхоф?

— Да не кайф, а Ка, ка, кауф-хоф — вот, прям здесь же у тебя под носом! Ты что не ви-ви-дишь? — возбужденно ораторствовал Кудрявицкий, сдирая согнутым указательным пальцем коросту с вечной лихорадки над верхней губой.

Подняв глаза, Елена прочитала коряво озвученное название.

И заодно приметила отвратительно нырявшие и выныривавшие под ним, в универмажное жерло — и вон из него, стада́.

— Нее, Матвей, ты что, сбрендил?! Ты посмотри на всех этих людей! Я туда не ходок.

— Ну, п-п-пайдйом, п-пажалста, я тебя прошу! Ты мне должна посоветовать, как девушка, что ку-ку-пить! Мммменя мммама просила!

Почувствовав себя в за-за-падне, Елена отважилась, шагнула внутрь, и, поставив себя как украшение на движущуюся гирлянду, начала продвигаться на эскалаторе в верхние этажи, проезжая одну за другой, по очереди, идиотические жизнерадостные надписи: «Мир Носков!», «Мир Галантереи!», «Мир Ботинок!».

— Чёй-то у тя там? Покажь! — заметил Кудрявицкий у нее в руке пакет с альбомом. И тут же, как только она этот гигантский альбом вытащила, углядел на обложке крошечную, прямоугольную, с округленными углами белую бирочку с ценой, раззаикался: — Ну ты, м-м-мать, са-са-савсем т-т-таво! Т-т-такие деньги на фа-фа-фотографии прос… прос… просадить!

Докатились до «Мира Неглиже» в бельэтаже, и вляпались в бесконечные дюны бюстгальтеров и зыбучие пески пластиковых корыт, в которых с кабаньим остервенением рылись профессионалы-добытчики, выбрасывая на пол копытами скелеты убитых вешалок, нецензурно уцененные трусы, комбинации, майки и прочий разноцветный мусор белья — а при приближении на вытянутую руку — обрыгивали чистейшим русским матом.

— П-п-посольские раб-б-ботнички, неб-б-бось! Или жены ш-ш-ш-п…п…п… — шепотом пробарабанил Кудрявицкий Елене в ушную перепонку страшную догадку.