Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Шломо говорит:

— Я не понимаю: если это все так, — говорит Шломо, — почему Бог не мог как-то конкретнее выразиться?!

— Что ты имеешь в виду? — удивляюсь.

— Ну — как?! — говорит. — Запаздывает, что-то, Бог с новым приходом на землю! Обещал прийти — и уж сколько времени ждут напрасно! И вообще — нельзя разве было четче Богу выразиться, чтобы все не гадали, где истина, а где ложь или фантазии — чтобы все четко знали, в чем спасение?! Как я вот должен, по-твоему, решать, кто мне правду о мироустройстве говорит — а кто ложь?! Как это узнать?!

— Резонансом души, Шломо, — говорю. — Только резонансом души. Это единственный инструмент. И именно резонанс души Христос несколько раз называет инструментом, с помощью которого можно узнать об истинности Его слов: «Тот, кто хочет соблюдать волю Божью, тот поймет, что Мое учение от Бога» и «Всякий, кто от истины, слушает голос Мой». А то, что Бог запаздывает — как ты выразился — так это благословенное опоздание! Это шанс еще успеть раскаяться и спастись погибающим! Потому что если бы Бог пришел сегодня: всё, Game over! Божьи овцы направо — в спасение; козлы налево, в вечную гибель. Куда уж конкретней выразиться, чем все прямые заповеди и предсказания Господа! А то, что Господь оставил возможность для некоторой неуверенности — это же люфт для свободного мужественного отважного шага веры! Это ведь спасительный люфт! Ведь этим Господь тоже спасает людей! Подозреваю, что Господь, предвидя чудовищную духовную деградацию и аморальное состояние человечества в конце времен, как бы играет в Божественные поддавки с человечеством: оставив люфт неуверенности, возможности для сомнений — как пространство для шага веры души — Господь этим искупает души — даруя Спасение не по настоящей праведности — потому что праведников сыскать в мире всё труднее — а по вере, которую вменяет в праведность и во искупление грехов! Да так, собственно, и во все века было… Нет, я собственно, вообще не понимаю, а какой еще большей «определенности» ты от Бога, Шломо, хотел?! Вообрази на секундочку древних евреев, которым Христос про краденую испорченную компьютерную программу бы попытался объяснить!

— Халлоу! — осклабившись беззубой дырой рта говорит, обращаясь ко мне, бомж, с подбородком, показывающим лбу кулаки — в рваной куртке и бежево-коричнево-палевом, в клеточку, куцем кашемировом шарфе. — Халлоу! — повторяет бомж приветливо — машет мне правой рукой и, отвернувшись, идет вперед, метров на десять впереди нас.

— Шломо, — говорю, — как странно: знаешь, бывают с недосыпа такие ну вот крайне реалистичные ощущения, что ты какого-то незнакомого человека откуда-то знаешь! Дежавю!

— Ты о чем? — говорит Шломо.

— Я готова была бы поклясться, — говорю, — если бы клясться не было бы нельзя, — что вот того бомжа, впереди нас, я совсем недавно видела во сне, когда на секундочку прикорнула там, на лавочке, у Тэйта, когда ты с англичанками трепался…

— Как интересно! — воодушевляется Шломо. — Как интересно! Ну-ка — ну-ка?! Расскажи! И что этот бомж в твоем сне делал?!

— Кажется, шутил, — говорю, — что меня заберут, как и его, в полицию, если я буду спать на лавочках, — говорю. — Не помню точно… Подожди-подожди, Шломо — как странно… А не твой ли на нем шарф?!

Шломо орет:

— Дражайший! — с восторгом в глазах пускается огромными шагами догонять бомжа. — Дражайший! — обгоняет бомжа и заглядывает ему в лицо. — Вы не подскажете ли любезно…

Бомж недоверчиво (ко мне обращается джентльмен?) останавливается и довольно, беззубо, дружелюбно склабится Шломе в лицо.

Шломо, с радостью, вежливейше переспрашивает:

— Вы не подскажете ли, Sir, где вы приобрели данный шарф? У меня просто еще эдак с час назад был один точно такой же — не в одном ли и том же отеле мы с вами остановились и купили шарфы?

Бомж, дружелюбнейше, с улыбкой, стягивает с себя шарф и говорит:

— У-райт, ги́иза! У-райт! — протягивает было по направлению к Шломе шарф — но тут вдруг резко меняет планы, шкодливо отдергивает руку, вместе с шарфом, и со всех ног бросается удирать.

Не успеваю я и ахнуть, как Шломо неожиданно, к моему ужасу, с какой-то непредсказуемой быстротой, огромными скачками бросается, между платанами, догонять бомжа — зрелище дурацкое: большой грузноватый человек, задранный смокинг, пальто наперевес, полные ягодицы, мельтешащие в беге.

Я пускаюсь за Шломой, кричу:

— Шломо!

— Дражайший! — орет Шломо, пытаясь настигнуть бомжа. — Дражайший! Возьмите пальто! Мне жутко жарко!