Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Не си́дя на сидении автобуса (для которого пригорок всегда был как трамплин), а вприпрыжку, с разгона, имитируя крутой съезд под уклон на колесах, бежать на своих двоих — тоже было как-то чудновато. Жесты, свои же собственные движения, чувствовались какими-то уж и вовсе ходульными, вынужденными, лунными, фонарными.

Тени, отцепившись от их ног, шатаясь, бежали навстречу фонарю — дико длинные, худые — казалось, длинней, чем липы — а от фонаря им навстречу, тоже пошатываясь, направлялись призрачные двойники; не доходя до фонаря встречались; следовали краткие объятья графитовых марсиан; еще шаг — и тени, пьяно шатаясь от света, откидывались плашмя назад; и потом нагоняли их с Ольгой, уже сзади, прикинувшись на секунду в полутьме низенькими; и тут же, опять, завидев тусклый фонарь на следующем полковничьем садовом гетто, наглели, обгоняли, принимали привычные удлиненные неземные габариты и с достоинством вышагивали вперед.

Внезапно, из-за следующего холма на шоссе, болтаясь в шатком освещении головами, как кеглями в каком-то жутком кегельбане по мере подъема, выпросталась ватага урлы — человек двадцать пять — кордоном в два ряда. Завидев Ольгу и Елену, кегли ускорили шаг, а потом и вовсе, с дикими криками, побежали, варварски чеканя и разрывая тишину, с ужасающей скоростью — и от долетевших от них в этой теплой тишине репликам от ужаса дыбом встал каждый волосок на руках: обе как-то в секунду, не обменявшись даже не единым словом, только взглянув друг на друга, поняли, что если в оставшиеся пару минут… нет, минуту что ли, меньше, им удастся хоть куда-нибудь спрятаться — то они спасут свою жизнь.

— Оля, осторожно — там колючая проволока. Кончается чуть выше колена. Сразу очень высоко задери ногу и перешагивай. А за ней через два шага — канава, — только и успела сказать ей Елена — показав головой, куда бежать, когда та уже, идиотски подняв свою бамбуковую пику, продиралась сквозь не менее идиотски насаженные хилые, ни от чего не загораживавшие, березки — на зады чьего-то участка.

Сами участки были отгорожены высоким забором из металлической сетки на бетонных столбах — но сзади, между ними и шоссе, шел дополнительны буфер — метров двадцать на двадцать, засаженный кустами, позади каждого участка, — формально никому не принадлежащий, но блюдомый садоводами как собственный редут: траншеи, колючка, — а внутри незаконного надела — иногда соблазнительные ягоды, а иногда тупая картошка.

Елена, хоть и не приезжала сюда уже года три, тут же вспомнила, что в этом садоводчестве есть у нее знакомая — полковничья вдова, к которой, на зады огорода, они с Анастасией Савельевной ходили лакомиться ежевикой — если ломался на полдороги автобус.

Мотнула Ольге головой:

— Чуть-чуть вперед пробежим!

Прячась за кустами, бежали уже по периметру забора — и так неприступно высокого, да еще обсаженного мертвой толщей царапающего, армейского, цепляющего за футболки боярышника, двухметрового в вышину — «живой изгородью», как членовредительски любили говаривать местные садоводы в погонах.

Вот она и ежевика. Тот — или не тот дом? Закричать?

Домики — коробки в центре десяти соток, засаженных яблонями и смородиной, как назло, в темноте (да и на свету) выглядели абсолютно одинаковыми. И абсолютно темными и пустыми.

«Мы ведь сразу выдадим себя, если закричим. А вдруг Лилии Николаевны здесь нет сегодня? А вдруг она спит? А вдруг даже, если заорем сейчас, на помощь-то никто из соседних — то ли спящих, то ли пустых — конурок не выйдет? Кинуться сейчас карабкаться на забор, раздирая боярышник — тоже засветимся моментально. Раньше, чем перелезем».

Урла подбежала уже вплотную.

Рухнули обе, в панике, за стог сена — небольшой, конусообразный, метра полтора всего в высоту, припертый по краям тремя жердями.

Сзади кололись кусты ежевики. Жалилась безбожно крапива. Зато только сейчас они поняли, что оказались в выгодной позиции: со стороны асфальта их заросли, и вообще вся эта широкая довольно полоса задников, куда они нырнули, выглядели кромешной тьмой. А они, наоборот, с яростной четкостью, как на сцене наблюдали каждое движение гопников, метавшихся по шоссе в поиске уже почуянной добычи.

— Не уйдут. Куда здесь?! Поймаем. Куда они денутся, — как в страшном сне посекундно доносились с асфальтовой сцены негромкие фразы, которые явно не могли относиться к ним, да и вообще ни к какой реальности.

Елена не могла решиться — закричать ли? Если ошибиться — и если дом за забором, и соседский тоже — действительно пустые… То помочь никто не успеет.