Сергей Кузнецов - Душевая, или Несколько заметок о рецепции гигиены в эпоху постмодерна

— Ужасно, — вздохнул Гэри, — русская культура всегда отличалась мизогинией. Взять хотя бы то, как Толстой относится к своим героиням…

— *** Толстого! — воскликнул Оливер, — секс — лучший способ изучения чужой культуры.

Гэри был потрясен широтой сексуальных вкусов своего друга. Любовница — да, но Толстой… старый бородатый русский, да к тому же умерший сто лет назад… нет, он предпочитает изучать Толстого по старинке.

— У меня, — продолжал Оливер, — есть своя персональная diversity program, как в твоем Сити-колледже. Вы ведь привлекаете талантливых студентов из разных стран, чтобы создать культурное разнообразие? Вот так и я подбираю себе этнических любовниц, чтобы лучше узнать все то, что создало человечество!

Гэри посмотрел на Омоту. Встретив его взгляд, она опустила глаза и аккуратно стала резать свинину на тонкие ломтики.

Оливер допил бокал и откинулся на спинку плетеного кресла:

— Помню, в колледже у меня была армянка. Сексуальная, красивая, все такое — но я не о том. Мы с ней, разумеется, иногда разговаривали — даже несмотря на молодость, мы ж все-таки не кролики, да? Ну и она мне, как водится, рассказывала про свою семью. Как приехали, откуда да почему. И вот у меня экзамен по истории — а я, надо сказать, на курс записался, а ходить забил. Ну вот, вытащил я там какой-то билет про вторую мировую, не помню уже про что конкретно, отвечаю кое-как, а профессор вдруг спрашивает: «А скажите мне, мистер Уоллес, какой народ пал первой жертвой геноцида в ХХ веке?» Я смотрю на него и сразу понимаю ответ. Говорю: «Армяне. В Турции, в 1915 году». И ухожу, унося с собой А+! Вот что значит этническое разнообразие!

Оливер обвел стол победным взглядом. Омоту отложила нож и медленно подняла на него глаза. Потом посмотрела на Гэри, пробормотала «извините» и, повернувшись, ушла так быстро, как позволяли высокие каблуки. На тарелке осталась нетронутая горка мелко наструганной свинины.

Гэри вскочил и бросился за ней.

Оливер задумчиво посмотрел им вслед и сказал Тамми:

— Не будем им мешать, хорошо?

Как вам сказать? Это была настоящая лирическая сцена. Море плескалось у наших ног, Омоту плакала, а я утешал ее, как святой Иосиф — Деву Марию.

— Это было чудовищно, — сказал я, — я чуть не сгорел со стыда. Как он мог так говорить при тебе? Все-таки мы, люди выросшие в демократическом обществе, зачастую совершенно лишены такта по отношению к тем, кто пережил ужасы колониализма или тоталитаризма. Мы избалованы. Все-таки у нас никто не вправе без веских оснований подвергнуть гражданина пыткам, бросить в тюрьму или заставить досмотреть некоторые бродвейские шоу. По сравнению с тем, что творится у вас на родине или, скажем, творилось в Советском Союзе, это, конечно, небо и земля.

Омоту подняла на меня свои огромные черные глаза.

— Как Оливер мог так говорить, — продолжал я, — зная все то, что пережил твой народ! Как он мог сказать, что первый геноцид в ХХ веке случился в Армении! Ведь еще за десять лет до этого немцы почти полностью уничтожили гереро и нама! Загнали их в пустыню, и они шли через нее к своей обетованной земле, шли и умирали. И немцы никогда не извинились! Никакой Вилли Брандт не стал перед вами на колени! Нама и гереро — не белые, что тут извиняться?

Слова слетали с моих губ, как брызги пены. Да, это была настоящая лирическая сцена. Точь-в-точь, как когда в выпускном классе мы сидели с Пегги Ли, и я поднял руку, чтобы ее погладить, но как раз заметил комара у нее на щеке.

— Причем тут это? — сказала Омоту, — я же из Нигерии, а не из Намибии.

Если вам когда-нибудь доставалось по лбу ножкой антикварного столика, вы, возможно, лучше поймете меня. Да, меня срезали на полуслове. Объяснять что-либо было так же бесполезно, как двадцать лет назад извиняться перед Пегги за невольную пощечину.

Она ведь так и не поверила, что я хотел спасти ее от комара!

С тех пор я и не люблю романы о вампирах.

— Причем тут геноцид? — сказала Омоту, — я просто разозлилась, что он опять начал про своих бывших. Словно коллекцию собирает, мать его!

— Извини, это меня занесло, — сказал я, — понимаешь, моя бабушка приехала из Литвы…

— Да-да, — Омоту сжала мою руку, — советская оккупация, я знаю.

Волны с грохотом разбивались у наших ног, и пятна влаги проступали на ее светлом платье, словно оспины.

У меня скучная профессия, думает Гэри. Если и случится скандал, то все еще лет десять перемывают в кулуарах кости всем участникам. Перемывать кости — это тоже про общественную гигиену, вполне подходит к теме конференции. Мне кажется, про кости было бы даже интересней, чем то, что приходится слушать. Тем более — заранее понятно все, что скажут докладчики.