Александр Кудрявцев - Я в Лиссабоне. Не одна[сборник]

— Блядь, — сказал я, — что ты меня щиплешь за яйца? Я тебя еще не простил, подстилка гринписовская.

— Я? Тебя?! — спросила она. — Ты что придумываешь?

— А кто еще? — спросил я.

— Ой, — сказала она, глянув вниз, — это же Бембик.

И правда. Засранец Бембик, выбравшись из корзины, сидел у моих ног и, глядя в сторону — «Это у них манера такая, как у карманников», — пояснила Инга, — пощипывал мои яйца. Воображал, видимо, что я камень, покрытый мхом, а подо мной есть какое-то питание.

— Бембик все время хочет жрать, — сообщила Инга.

Я прогнал его альпенштоком, и мы продолжили выяснять отношения.

— Значит, — горько сказал я, — ты ебешься с енотом…

— Выражайся приличнее, — возмутилась она, — тем более что это и сексом-то назвать очень трудно.

— А как это, блядь, назвать? — спросил я.

— Это можно обозначить как петтинг, — сказала Инга. — Ну, еще и как фистинг, — добавила она, подумав.

— Ах ты пизда! — сказал я.

— Я плохо тебя ебал?! — спросил я.

— Нет, — сказала она, — и даже часто, но…

— Но тебе не хватает ЧУТКОСТИ, — сказала она.

— Как у енота?! — спросил я.

— Как у енота-КРАБОЕДА! — сказала она.

— Ах ты пизда!!! — сказал я.

— Ты повторяешься! — сказала она.

И была права.

Я и правда повторялся.

После этого моя женушка перешла в наступление.

Я был извещен о том, что трахаю ее недостаточно Чутко и слишком Грубо.

Все это время енот Бембик, сводя меня с ума, шарился по нашей квартире и чесал свои, блядь, енотские яйца о нашу мебель.

Еще, сказала мне Инга, ее стало раздражать мое нежелание искать себе работу и то, что я живу на деньги, которые выделяет ее папаша.

На этой ноте енот Бембик подошел к холодильнику, открыл его (!) и стал вытаскивать оттуда — как раз из моего любимого фруктового отсека — бананы.

А Инга сообщила, что не намерена терпеть меня дальше, если я буду так груб с ней и вербально…

— Что, блядь?! — спросил я.

— В смысле, матерись поменьше! — сказала она.

— Ясно, — сказал я. — То есть я застал свою жену ебущейся с ено…

— Это ПЕТТИНГ! — сказала она.

— Ладно, — сказал я, — я застаю свою жену, которую ебет во время петтинга какой-то, блядь, енот-крабоед, а после всего этого, по итогам матча, проигравшим во всем остаюсь я же!

— Ну, почему же, — сказала она. — У тебя ведь есть я.

— Почему тебе не приходит в голову мысль, — спросил я, — что я сейчас зарублю твоего енота, а потом тебя?

— Тебя посадят, — сказала она. — Если раньше мой папа тебе яйца не отрежет.

— Я вас сварю, — сказал я. — Пока мясо, блядь, в желе не превратится, а кости сожгу. Что на это скажешь? А твоему папаше скажу, что ты сбежала от меня в Гоа. С каким-то пидарасом из племени индусов-крабоедов. Что будет не так уж далеко от истины, не так ли?

— Да, это ты можешь сделать, — сказала она.

— Я не вижу испуга в твоих глазах, енотная ты подстилка, — сказал я горько.

— Ну, а на что ты будешь жить? — спросила она. — Неужели ты думаешь, что мой папаша станет тебя содержать?

— Ты права, сука ты этакая, — сказал я.

— Ну, и что мне остается делать? — спросил я, ужасно жалея себя.

— Веди себя хорошо, — сказала Инга, — и тут я вспомнил слова ее мамаши про характер дочки, — и будешь жить по-прежнему, ни хрена не делая…

— Веди себя хорошо, — сказала она, — и мы с Бембиком тебя не обидим.

— ЧТО?! — спросил я.

Вместо ответа она откинула одеяло, сунула в себя крабика, и Бембик молнией шмыганул на кровать. Они начали забавляться. Я попробовал взглянуть на ситуацию непредвзято. Супруга у меня была ничего. Двадцать пять лет. Сиськи. Жопа. Ляжки. Лежит, раскинувшись. Мокрая, блестит. Этот, блядь, крабоед ее заводит…

— А-а-а, о, а, — сказала Инга.

— Я сейчас кончу, Бембик, ты такой НЕЖНЫЙ, — сказала она.

— Хр-р-р-р, — сказал Бембик разочарованно, потому что крабик был пластмассовый.

— О, — разочарованно сказала она, — ты поспешил, Бембик.

После чего приподнялась на локтях и глянула заинтересованно на меня:

— Присоединяйся, милый, — сказала она.

— Заверши то, что начал Бембик, — сказала она.

— Втроем мы настоящая Команда, — сказала она.

— Ну, скорей же, — призвала она.

Я подумал, отложил альпеншток и разделся. Инга, улыбнувшись, раскрыла мне объятия. В коленях у нас путался енот. Я мягко отодвинул его в сторону и сказал: — Подвинься… Бембик.

Он был инвалидом по прозвищу Васяня-Обрубок, и из-за него я потерял все.

Потерпел полный крах. Финансовый, моральный, морально-этический, физический, наконец. Это тем более удивительно, что мы с ним толком так и не переговорили ни разу…