Александр Кудрявцев - Я в Лиссабоне. Не одна[сборник]

«Послушай, Саломея: у меня во дворце спрятаны драгоценности, которые даже твоя мать никогда не видела. Это необыкновенные драгоценности. У меня есть ожерелье из четырех рядов жемчуга. Эти жемчужины подобны лунам, нанизанным на серебряные лучи. Они похожи на пятьдесят лун, пойманных в золотую сеть… У меня есть два вида аметистов, черные, как виноград, и красные, как вино, разбавленное водой. У меня есть топазы, желтые, как глаза тигров, и розовые, как глаза лесного голубя, и зеленые, как глаза кошек. У меня есть опалы, которые горят словно ледяным пламенем, опалы, которые делают людей печальными и боятся темноты. У меня есть ониксы, похожие на очи мертвой женщины. У меня есть лунные камни, которые меняются вместе с луной и блекнут при виде солнца. У меня есть сапфиры размером с яйцо, голубые, как голубые цветы. У них внутри разливается море, и никогда луна не тревожит его синевы. Итак, что ты желаешь получить, Саломея? Скажи мне — и ты получишь все, что пожелаешь».

«Дай мне голову Иоканаана», — ответила ему, как известно, Саломея; наша же Кира, наверное, просто сидела молча, линза дрожала перед ее глазом — и тут на свет явилась…

— Они хранят и переносят особо ценные камни в такой особой штуке, — сказал Виктор, — уже несколько столетий как неизменной, это круглая коробочка из бамбукового сустава, внутри лежит белая вата или шелковая тряпочка, а на ней.

История знаменитых рубинов из Могока занимает целые книги. Рубин Черного Принца и Педро Жестокого, тот самый камень, что украшал потом броню победоносного Генри Пятого в битве при Азенкуре. Чистый, прозрачный камень по имени Нга Маук, который носили на руке, в перстне, бирманские короли с семнадцатого века. Камень Маунг Линя, который был разделен на три рубина, каждый удивительного качества — это уже девятнадцатый век. А весил он до раздела четыреста каратов.

Впрочем, королевские рубины загадочным образом исчезли из дворца, когда в Бирму под грохот пушек пришли англичане, особенно некий полковник Слейтер. Но ведь шахты Могока работали и после англичан, работают и сегодня. Историю великих камней нашего времени рассказывают шепотом — поскольку продавать их можно только на официальных аукционах, но всплывают некоторые камешки почему-то уже в Бангкоке, за ними отправляются агенты бирманских спецслужб и, как ни странно, многое возвращают…

— А вообще там у них змеиное гнездо, в этом Мошке, — поморщился Виктор. — Вы ведь слышали, что когда эту долину обнаружили в доисторические времена, то она кишела змеями, и люди якобы добывали камни очень странным способом — бросали кусочки мяса птицам, птицы глотали мясо почему-то вместе с валявшимися на земле, среди гадюк, рубинами, потом их как-то надо было подстрелить. Ну, не знаю. А то, что и сегодня там, где добывают рубины, живут духи наас, и что если вы добываете большой камень, надо положить его на некоторое время в ямку, и через эту ямку никто не должен переступать? И что если добытчик слышит в джунглях рев тигра, то следует поднять цену на тот рубин, за который идет в данный момент торговля? Вот такое место.

Виктор внимательно всмотрелся в виски на дне бокала, будто там скрывался какой-нибудь янтарного цвета камень.

— Ну, и по всей Бирме давно ходили легенды, что кто-то добыл лет этак тридцать назад рубин, который назвали камнем из Сонтау. Известно даже, что весом он был до огранки сто девяносто восемь каратов — булыжник. А вот кому его продали и куда он подевался, один черт знает. А про этот камешек рассказывали очень, очень разное.

И вот — Кира смотрит на багровый, с туманными вкраплениями и почти черными точками внутри камень, похожий, скорее, на спелый полупрозрачный фрукт.

И смотрит. И смотрит.

И ей кажется, что перед ней полная пульсирующей крови нежная, скользкая от соков плоть. Она вдруг ощущает, как к этой вздрагивающей плоти прикасаются мужские губы, потом язык, медлят, возвращаются и целуют ее уже всерьез, неотрывно, осторожно и бережно, язык не прекращает движения…

— Ну, как вы понимаете, никому не интересно, что было с Кирой в самом Могоке, — пожал плечами Виктор. — С этим ее ювелиром или кем угодно еще. Свободный и явно незамужний человек вдали от цивилизации. А вот когда она уже вечером того же дня вернулась в Рангун, то тут в нашей истории возник некий Степан Ганчук.

— Так я же его знаю, — задумался я. — Конечно, знаю.

— И ничего удивительного…

Степа Ганчук из числа людей необычайной силы, которые всегда выглядят старше своих лет. Я подозреваю, что Киры он мог вполне быть и моложе на пару годиков, но кого это волнует, если имеешь дело с горой мускулов. А лицо повыше этих мускулов — примерно как у хорошо побитого на ринге боксера.