Делмор Шварц - Мужская сила. Рассказы американских писателей

— А к тому, — сказала миссис Кан, — что гости придут голодные, с работы, свадьба в семь, ужин начнется не раньше восьми, да они умрут от голода. И потом, выпивку надо чем-то закусить.

— А-а, — сказала миссис Стейн, — я об этом не подумала.

— А торт, он, надеюсь, не в один ярус?

— В три.

— Отлично. Но я вам вот что скажу: выходить замуж в старом платье — плохая примета.

— Рути, она не суеверная.

— Я знаю: так положено, чтобы на невесте было что-то старое. Что-то старое, что-то новое — скажем, старый носовой платок, но уж никак не старое платье.

— А вы попробуйте-ка, поспорьте с ней сами, — сказала миссис Стейн — ее вдруг оставили силы. — Извините, но я должна позвонить в гостиницу, заказать закуски.

Когда Рути с Роджером вернулись, миссис Стейн сказала:

— У меня для вас хорошие новости. Вот вы всё беспокоились из-за денег, а я вам сейчас скажу что-то, что вас обрадует. Гостиница предоставляет в наше распоряжение комнату с видом на океан, бесплатно. Бесплатно на всю ночь.

— Господи, — взвыла Рути. — Предел мечтаний, да и только. Ничего лучше и желать нельзя.

— Так ты не хочешь остаться там на ночь?

— Нет.

— И почему хотела бы я знать?

— Мама, если ты сама не понимаешь почему, я не смогу тебе объяснить.

— Да, не понимаю. Тебе предоставляют комнату — там и одеться, и переодеться можно, и оставить свои вещи, а после свадьбы — провести там ночь с видом на океан. И совершенно бесплатно.

— Нет.

— Что нет?

— Нет, и все. Нам это не нужно.

В поисках поддержки миссис Стейн перевела взгляд на Роджера, но он ни с того ни сего стал разглядывать конфетницу на журнальном столике.

Вот тут-то Рути и сказала:

— Мы решили уйти пораньше.

— Что значит пораньше?

— После ужина.

— И ты уйдешь пораньше со своей свадьбы? Даже не потанцуешь?

— Мама, Роджер не умеет танцевать. И потом, новобрачные всегда уходят рано — так принято.

— И что тут хорошего? Уйти раньше всех и даже не попользоваться замечательно красивой комнатой с ковром в пять сантиметров толщины?

— Ну мама же, — сказала Рути, и миссис Стейн увидела, что на глаза у нее навернулись слезы. — Вот уж не думала, что ты поведешь себя так.

— Как так? — воззвала миссис Стейн к будущему зятю при том, что сама — и знала, и не знала как.

Из забытья миссис Стейн вывел локоть официанта, промелькнувший перед ее глазами.

— Извините, — сказал он и убрал со стола чашку кофе, до которой ее дочь не дотронулась.

— Да-да, — сказала она. В дальнем конце комнаты муж все ниже клонил голову. — Скажите, пожалуйста, который час? — спросила она.

— Половина четвертого, — ответил официант.

— Спасибо. Будьте добры, заверните, пожалуйста, торт и поставьте его там, где сидит мой муж.

Официант пообещал, что так и сделает, и миссис Стейн рассеянно улыбнулась ему. Половина четвертого. Где теперь Рути? В мотеле здесь же, в Майами-Бич? А что, если они и впрямь уехали на Кубу? Дети уже давно пугали их такими планами, а вчера в Гаване взорвали две бомбы. Везде смутьяны. Повсюду беспорядки, того и гляди разразится война, и ее Рути, там, в гуще боя. Перед глазами миссис Стейн встал заголовок: НЕВЕСТУ ВЗОРВАЛИ БОМБОЙ. И если бы Рути еще попрощалась, так нет же, она улизнула, другого слова и не подберешь. Только что Рути — прелестная, лучезарная, в белом платье, золотое кольцо непривычно и красиво поблескивает на ее тонкой руке, глаза сияют — была здесь, а она и оглянуться не успела, как их с Роджером нет как нет: они испарились, едва начались танцы. За пять минут до танцев седой аккордеонист подошел к Рути и сказал:

— Какая ваша любимая песня, дорогуша, — «Эту девчонку я в жены возьму»?

А Рути ему:

— Итальянский концерт Баха можете сыграть?

Все говорили миссис Стейн, какая красавица ее дочь, но с Рути никто даже не заговорил, потому что никто, ну почти никто, из гостей не был с ней знаком. Друзья и ее, и Роджера жили в Нью-Йорке.

И подарки, хотя такой подход был не в правилах миссис Стейн, не оправдали ожиданий. Среди подарков обнаружился купон «Посади дерево в Израиле», пожертвование — Бог весть почему — в фонд борьбы с сердечными болезнями. Разброс был от кофеварки на тридцать четыре чашки до трех паровых утюгов, но не подарили никаких, практически никаких денег и ничего по-настоящему полезного.

Миссис Стейн встала, поморщилась — давали знать о себе непомерной высоты каблуки — и нетвердой походкой направилась к хупе. Там, слева от одного из столбов, на полу валялась салфетка с остатками растоптанного Роджером бокала — этот обряд трогал миссис Стейн чуть ли не слез. Кто-то сказал ей, что он символизирует разрушение Храма, но миссис Стейн понимала его иначе. Обряд символизировал нечто имеющее касательство к брачной ночи.