Кнут Фалдбаккен - E-18. Летние каникулы

— Ты что, думаешь, что мы можем забрать все и уехать, чтобы все догадались, что мы уезжаем насовсем? Ведь пару сотенных мы должны выложить администрации. У тебя что, завалялось немножечко деньжат?

Его глаза светились ненавистью из сумрака машины. Она оглядела разноцветные соседние палатки вокруг, резвящихся вокруг ребятишек, сосны, от крон которых исходил такой сильный аромат хвои, пропитавший всю округу. Воскресное утро. Счастливый смех. Море, небо, прекрасная погода. Все, прямо, как в сказке. Все, как в прекрасном сне.

Она села в машину и окунулась в запах бензина, искусственной кожи, пыли, протухших продуктов.

— Когда будем выезжать из ворот, мило улыбайся. Они должны думать, что мы поехали просто на воскресную прогулку.

— Идиот!.. Проклятый!..

Он бил ее. Она кричала. Старалась отодвинуться от него, прижаться к дверце, спрятаться, защитить лицо. Он не отводил взгляда от дороги и одной рукой крепко держался за руль. А другой дотягивался до нее и наносил удары. Она защищалась обеими руками. Было не так уж больно, но она громко плакала, кричала, стонала. Отчасти от страха: машина неслась на полной скорости, а отчасти от отчаяния и беспомощности.

Что теперь с ними будет? Что теперь будет с ней? Она попыталась схватить его за руку, которая наносила ей удары, схватить и крепко-крепко сжать в своей, пытаясь сохранить ту ниточку, которая еще связывала их и, с каждым его ударом, становилась все тоньше и тоньше. Иначе все пропало. Все пропало.

— И как ты только могла додуматься до подобной глупости? — Его голос звучал почти так же жалобно, как и ее плач, как будто бы все их неприятности происходят от ее беспросветной глупости. Постепенно его удары становились все реже и реже, она сидела, закрыв лицо руками, и до нее доносилось только его тяжелое дыхание да шуршание шин по раскаленному асфальту. Она всхлипывала.

Щеки у нее горели, и она продолжала рыдать, потому что все так складывалось.

Он видел, что она все еще плачет.

Ни слова не говоря, он свернул на небольшую боковую стоянку, повернулся к ней, протянул руку и сказал: «Ну…» — с кривой улыбкой. Она позволила ему обнять себя и поцеловать глубоким влажным поцелуем. Он давно не целовал ее так. Казалось, предыдущая сцена пробудила в нем желание. Ей совсем не хотелось секса, но она жаждала, чтобы он обнимал ее, утешал, шептал какие-то слова на ухо. Она не могла без этого, это единственное, что оставалось ей. Это единственное, на что она должна была опереться. Ее так шокировало его поведение. Он ухлестывал за другими девушками, а она делала вид, что не замечает этого. И полностью зависела от этого ненадежного парня, парня, который отнюдь не брезговал разными мелкими аферами. Слабый голос разума говорил ей, что это не дело, что она не должна терпеть подобное. Пора очнуться от этого кошмара, пока не случилось что-нибудь похуже.

Такое глубокое разочарование. Все началось так прекрасно и так плохо кончается. Все события последней недели предстали перед ней теперь в совершенно ином свете: кто они такие с Томми, собственно говоря? Парочка мелких жуликов, перебивающихся всякими аферами и воровством, скрываясь в потоке летних туристов. Да воровством, потому-то у них всегда были еда и бензин. Неужели она была такой же, как и остальные «в розыске», беглецы, нарушители, люди с отклонениями? Была ли она такой же, как и он, Томми? Да, она такая же! Такой вывод можно сделать, если обдумать печальный опыт их совместного отдыха. Она была не лучше него. Они были в одной лодке. Плывут вместе, вместе и пойдут ко дну. И все же, несмотря ни на что, ей было приятно, что он обнимал ее, ведь он ей нравился вопреки всему. И еще потому, что испытанный только что страх перед одиночеством ужасал ее. Ведь он может возненавидеть и отвергнуть ее. Бросить, а это самое страшное. Только не это.

Конечно же, кафетерий «Вифлеем» был закрыт. (По воскресеньям в этом помещении, правда, был «молельный дом»). Но в целом атмосфера праздничная, множество флагов и вымпелов, праздношатающихся. Ясное дело, праздничная, особенное воскресение в Странде. И вот, чтобы окончательно засвидетельствовать это, грянули фанфары духового оркестра, который занял почти всю проезжую часть улицы, вернее, две трети ее, ведь нельзя же было совсем перекрыть движение самого европейского шоссе, E-18, главной летней артерии, по которой устремляется поток автомобилей с туристами.

Духовая музыка всегда захватывала Алису, не важно, играла ли она сама или просто стояла и слушала. Это была по-настоящему красивая, мелодичная, исполненная гармонии музыка, в которой был четкий ритм, и от которой становилось спокойно на душе. И она наслаждалась этой музыкой по мере приближения оркестра.