Линор Горалик - Это называется так (короткая проза)

— …когда мамы рядом нет, так он прямо нежный любовник.

— …я Ленку за руку схватила — и бегом к соседям. И теперь так раз в неделю — уклюкается и как попрет на нее и лапами так перед собой гребет, знаешь, как экскаватор. Так мы с ней уже наученные: прыг в сапоги — и бегом. Но кроме этого, Наташа, грех жаловаться. Мне все говорили: ни один мужик чужую дочку любить не будет, а вот поди ж ты.

— …так вот я иду и вдруг чувствую, что на меня кто-то смотрит. А на мне это пальто было такое в черную и белую клетку, это тогда прямо был последний писк моды, Инка мне его доставала, две зарплаты. И я иду, значит, вниз по той стороне, знаешь, где это — салон художественный или Дом художника, что там? Где сейчас ресторан индийский. И прямо чувствую, что кто-то смотрит на меня, ты представляешь? Ну я так осторожно голову поворачиваю, а там, значит, по той стороне идет молодой человек и даже, знаешь, не смущается. И что-то он такой… что-то такое у него… может, он был на артиста какого-то похож… Но я, ты понимаешь, просто вот в этот самый момент поняла: ну все, это муж мой будущий. Ну вот ты веришь, что такое бывает? Вот секунду я на него смотрела — и уже все знала. Ну, я иду гордо, значит, туда, к Неглинной, а сердце у меня бух-бух, бух-бух, бух-бух. Посмотрела украдкой — вижу, что он так, знаешь, по диагонали идет, вроде к краю тротуара. И я понимаю, что мы вот как раз на углу встретимся. И даже не думаю, что сказать, потому что мне все понятно, ты понимаешь? Ну вот уже без слов понятно. И я только иду и думаю: ну могла же я пойти сначала туфли забирать, и все! И ничего у меня в голове больше нет — вот могла же забирать дурацкие туфли и никогда бы своего мужа не встретила! И так поглядываю — а он уже на тротуар сходит и даже шаг ускоряет, чтобы, значит, меня перехватить. И тут, понимаешь, вот прямо так выворачивает машина — и так вж-ж-ж-ж-ж-жух!!! И буквально, ну буквально в двух сантиметрах от него. Ну в двух сантиметрах прямо. Я стою, у меня аж сердце встало. Не могу шевельнуться. И он стоит, как каменный. И ты понимаешь, он разворачивается — и как пойдет обратно на тротуар, и вверх туда, к этой, к метро, как потрусил… А я стою и думаю: а туфли-то, небось, и не сделали в срок.

— …И пока собака не сдохнет, он с этой квартиры не съедет.

— …себя так научил, что у меня в эти моменты отключается голова. Я робот. Я уже за квартал по запаху знал, что там пиздец. И правда — ничего не осталось от кафе, одна стенка. Тут я у себя в голове рычажок: тик-так. Я — робот, я — робот. Ну потом мы три часа понятно что. А мы вообще разбиваемся на группы из трех человек, два собирают, один застегивает пакеты, вот я молнией — вж-ж-жик, и типа это не люди были, а просто такие разные предметы мы в мешки собираем. Четыре группы нас было, за три часа закончили. Цви мне говорит: ну давай последний раз обойдем, джаст ин кейс. Ну, мне что — я робот. Обходим, по уголочкам смотрим, обломки, где можно, так чуть-чуть ворошим. Вроде все подобрали. И тут я как бы краем глаза замечаю какое-то движение. Я такой — «это что?». Смотрю, а там у стенки, которая не рухнула, такой шкаф стоит, целехонький, и в нем пирожные крутятся. И вот тут меня вырвало.

— …сколько лет ему? Ну, наверное, полтос. Седой, я всегда таких любила. Такой, знаешь, в молодости балетом занимался, потом в КГБ сидел, ну, короче, вдохновенный такой мужик.

— …забыл на столе. Пенал положил в портфель, эту… папку положил, а ее не положил. Ну, на перемене вижу — ее нет. Я взял у Машки чистую тетрадку, говорю: «Машка, дай мне это… тетрадку», ну, начал в нее домашку писать, но не успел же. А она говорит: «Давай тетрадь», а там до половины. Ну, она говорит: «Все, тебе тройка, завтра с утра вызываю твоего отца». Я иду домой такой и думаю: это… ну все. У меня потому что раньше не было троек, он меня так наругает! Ну, дома его нет, он же на работе еще, я его жду-жду, уже почти темно, семь часов. Я думаю, ну, пойду во двор, чтобы, как он придет, сразу ему сказать. Ну, там дождь, это… но немножко такой. Ну, я пошел. Чапу взял, и мы пошли. Уже весь мокрый стою, смотрю — отец идет. Чапа побежала, а я иду и сразу говорю: я тетрадку, ну, забыл и это… На перемене начал в новой, но только до половины успел, а она трояк. И тебе завтра надо в школу, но я честно сделал, ну, все, просто тетрадку забыл. И я обещаю, что исправлю трояк, ну, я это. А он говорит: «Маленький бездельник, пойдем домой».

— …с криками. А сон всегда один и тот же: мама бьет его по лицу и спрашивает: «Ты съел шоколадку?!» Он рыдает и говорит: «Нет!» Мама бьет его по лицу — «Ты съел шоколадку?!». Он: «Нет!!!» Мама бьет его по лицу — «Ты съел шоколадку?!». Тут он ломается и кричит: «ДА! ДА!» А мама бьет его наотмашь и кричит: «Я же тебя учила — никогда ни в чем не признавайся!!!» Ужас, да? Я у него полгода не могла добиться, что за кошмар он видит, он говорил: да какой там кошмар, все в порядке.