Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

Реб Гирша поднял голову от книги и посмотрел на дочь с укоризной, как же это она совсем не стесняется постороннего сына Торы. Однако ее веселые, лучащиеся глаза растопили лед его огорченного взгляда, и он снова уткнулся в «Алшейха» [129] Рабби Моше Алшейх (1507–1600), известный также как «святой Алшейх», — выдающийся комментатор и законоучитель, ученик рабби Йосефа Каро, составителя книги «Шулхан орух». Одна из книг рабби Моше Алшейха — «Торат Моше» («Учение Моисея»), в основу которой были положены проповеди, которые он произносил в синагогах, известна также под названием «Алшейх». , пряча улыбку в усы. Хозяйка тоже улыбнулась, щеки ее порозовели. Хайкл почувствовал, что у него сжалось сердце и что-то затрепетало в груди. Он представил себе, как Чарна гладит бороду своего отца, когда при этом нет посторонних. Правда, он не мог понять, что особенного она и ее мама находят в бородатой физиономии реб Гирши. Он нетерпеливо ждал окончания ужина. Однако когда ужин наконец закончился и Хайкл вышел на улицу, ему стало тоскливо оттого, что он не мог остаться и посидеть за столом подольше, чтобы поглядеть, как дочь смотрит на своего отца.

Весь субботний день Чарна провела у валкеникского раввина и раввинши. Хотя она была дочерью реб Гирши от второй жены, ее любили в доме раввина, как родную внучку. Виленчанин печально сидел над чолнтом [130] Традиционное субботнее блюдо. Обычно подается после утренней субботней молитвы (вторая трапеза). , то же было и во время третьей трапезы [131] Вечерняя трапеза перед завершением субботы. . Без девушки ее родители казались ему серыми и занудными, как поздняя осень, стоявшая на дворе. Целую неделю после этого Хайкл видел в воображении красноватый отблеск волос этой девушки, сплетавшихся с золотистым пламенеющим светом субботних свечей в высоких подсвечниках. Покой пятничного вечера в доме торговца мануфактурой, накрытый белой скатертью стол, большой книжный шкаф, хозяйка со светлым лицом, угольно-черная с серебряными ниточками борода реб Гирши — все дрожало в тихой игре теней и света вокруг образа Чарны, пока она не начала ему казаться Суламифью из «Песни песней».

Хайкл изучал мусар по огненным словам рабби Исроэла Салантера: «Человек свободен в своем воображении и пленен в своем разуме…» Как мог он сравнивать дочь реб Гирши Гордона с Суламифью из «Песни песней», являющейся святыней, песней, связывающей сообщество Израилево с Господом, да будет Он благословен?! Он чувствовал, что эта девушка для него больше духовность, чем материальность. Она не так зажигает его тело, как затуманивает мысли. Так, значит, его прегрешение еще больше! Как она может стать для него духовностью в то время, как перед ним столь великий путь Торы и мусара? На протяжении всей недели он искал Чарну в валкеникских переулках, чтобы увидеть, что она всего лишь простая смертная, всего лишь плоть и кровь. Однако он не встретил ее, и синий платок с красными цветами на ее плечах превратился в его воображении в завесу на священном орн-койдеше. Он окружал ее резными фигурками оленей и львов до тех пор, пока она сама не стала для него священным орн-койдешем в запертой холодной синагоге. Виленчанин видел, что не может справиться с собой, эта Чарна уже вплелась даже в напев, с которым он читал Гемару. Ему придется поговорить с главой ешивы и с директором реб Цемахом Атласом о том, как справиться с соблазном, притворяющимся священным орн-койдешем.

Реб Липа-Йося, валкеникский резник и ведущий общественных молитв, старик за семьдесят, еще вел молитвы в синагоге, но больше уже не резал скотины и птицы. Его заменил старший зять, которого звали по имени его жены, Юдл Хана-Леин. А вот жена называла его «мой недотепа». У Юдла Хана-Леина были холодные рыбьи глаза, желтоватое лицо и седая борода. Он постоянно пыхтел от страха из-за того, что ничего не знал основательно. Он читал Тору по свитку, путаясь при этом в мелодии и даже в звуках. Обыватели заглядывали в Пятикнижие и подсказывали ему. От этого он еще больше терялся. Он потел и делал еще большие ошибки. Когда он, стоя на биме, видел, как кривится какой-нибудь обыватель, то истолковывал это как то, что тому не нравится его чтение или что он торопится домой на кидуш. И Юдл начинал торопиться тоже. И именно у этого обывателя были к нему потом претензии за то, что он так торопился. Когда Юдл забивал бычка, а вокруг него стояли мясники, на него нападал смертельный страх. От страха он делал некошерным мясо, за что ему потом приходилось платить из своего кармана. Он, кроме того, делал обрезание младенцам. Однако местные евреи скорее бы доверили татарину из близлежащей деревни, чем Юдлу Хана-Леину. Он ждал, когда его жена родит мальчика, чтобы сделать ему обрезание. Однако жена резника рожала девочек, только девочек, полный дом дочерей и ни одного сына. Хана-Лея была низенькой женщиной с ввалившимися щеками и большим носом, а живот у нее был большой даже тогда, когда она не была беременна. Из-за частых родов она постоянно болела. Каждый раз, когда она в очередной раз беременела, она вздыхала соседкам: