Когда пришел срок выплаты долга, Шмулевич заявился на склад с просьбой, чтобы ему пролонгировали векселя в третий раз. Держался он уверенно, как настоящий богач. Однако было заметно, что он боится, как бы его не объявили банкротом. Шмулевич рассказывал, как он запутался в делах, и, как бы между прочим, расписывал свое богатство: его мельница под Зембровым не может работать, пока не поставят новые двигатели. Съемщики его новых домов еще не внесли первой квартирной платы, и правительство тоже еще не заплатило ему за армейские казармы, которые он построил. Пока он ждет причитающиеся ему деньги, чтобы снова начать строить, горы кирпича лежат на его кирпичной фабрике, а целый лес, распиленный на доски, лежит на его лесопилке. Вот он сейчас и находится в несколько стесненных обстоятельствах. Он должен признаться, что ведет себя слишком широко. Он делает слишком много пожертвований. Ему плешь проедают, из него ремни режут. На прием гостей — дай! На богадельню — дай! А когда приходят просить на еврейскую больницу, конечно, тоже нельзя быть свиньей.
— Нам это стоит еще дороже. Все перечисленные благотворительные учреждения стоят вам не больше двадцати пяти злотых, а то и меньше, — кисло ответил Наум Ступель. — Я член совета общины и председатель во множестве учреждений. Я знаю, сколько платит каждый обыватель.
— Что вы мне говорите, что знаете, сколько платит каждый обыватель? — поддернул повыше рукава должник и с простертыми руками, как коэн [60] Буквально — «жрец», потомок жрецов Иерусалимского храма, возводящий свою родословную к первосвященнику Аарону, брату Моисея. Коэны выполняют определенные религиозные функции и в наше время.
, возливающий воду на руки перед тем, как благословить евреев, принялся перечислять, загибая пальцы:
— Богадельня — раз, прием гостей — два…
— Богадельню и прием гостей вы уже считали, — сам того не желая, рассмеялся Володя.
Шмулевич смешался и принялся говорить, что память у него ослабела. Ночью, лежа в постели, он помнит все. Наступает день, и у него мозги плавятся от жары. Наконец он встряхнулся и снова принялся подсчитывать. Ну а бедняки, которые ходят по домам, не дай Бог? Ему ответят, что бедняк получает грош. Однако когда они приходят каждый день рядами, длинными, как еврейское Изгнание, из этих грошей получается значительная сумма. Ну а блюдо в канун Судного дня — это ничего? А ешиботник? У него ест каждую среду один ученик ешивы, ест все самое лучшее, буквально плешь ему проедает.
Цемах прислушивался к разговору, и его совершенно не волновало, заплатит ли этот потный хвастливый еврей с большим животом и жирным затылком хотя бы грош. Ему просто любопытно было смотреть, как этот толстяк выбивается из сил, вспоминая, сколько денег у него уходит на благотворительность. Однако то, что должник внес в подсчеты своего растраченного состояния и ученика ломжинской ешивы, подтолкнуло Цемаха к тому, чтобы высказать этому банкроту, что он о нем думал:
— Скуп каждый человек. Скупятся либо для себя, либо для ближнего; а если кто-то расточителен, то он тратит деньги и на себя, и на ближнего. Тогда скупец выскочит из него там, где речь идет о грошах. То, что ваша жена, и невестки, и дочери, эти коровы вассанские [61] Имеются в виду жены и дочери богачей. Аллюзия на книгу пророка Амоса, 4:1–6.
, шьют себе новые платья, — вы забыли; то, сколько ваши сыновья и зятья проигрывают в карты, — вы забыли; то, что вы устраиваете для своих гостей парадные пиры, на которых жрут и пьют, и хватаются и воняют, — вы забыли, но мальчика из ешивы вы не забыли и кричите, что он вам плешь проедает.
Додя Шмулевич оглядывался по сторонам, как будто искал железный прут, пудовую гирю, полено. Однако выговорить в первую минуту не мог ни слова, у него отнялся язык. Он был уверен, что это Ступели натравили на него своего деверя. Шмулевич вытер пот с лица и с затылка, выпрямился и шагнул к двери.
— Этому ешиботнику, который пробрался в вашу семью, как паук, я даже не буду отвечать. Но вам, мои бывшие компаньоны, вам я скажу. Если бы вы были даже уверены, что я никогда не заплачу, вам и тогда не следовало допускать, чтобы на меня так нападали. Вы можете посылать ко мне всю налоговую службу со всеми ее прислужниками! Но сами на пороге моего дома не появляйтесь, потому что я вам головы разобью!
Шмулевич вышел со склада, ссутулившись. Володя изо всех сил держал себя в руках, чтобы не схватить деверя за горло.
— Ты обрушил на нас несчастье! Я тоже делаю пожертвования, но я не сумасшедший мусарник, — прохрипел он.
Читать дальше