— Очень сомневаюсь, что валкеникские обыватели дадут взнос на третьего главу ешивы. Комитет в Вильне опять же поддерживает только большие ешивы, где учатся взрослые ешиботники, а не начальные ешивы в маленьких местечках. — Азриэл Вайншток вынул из левого кармана своего жилета жесткую щеточку и расчесал свои усы. — Сколько вы получаете в неделю?
— Содержание глав ешивы еще не установилось как следует, — ответил Цемах, раздраженный тем, что зять резника расспрашивает прежде всего о заработке. — Я и реб Менахем-Мендл получаем иной раз по пятнадцать, иной раз по двадцать злотых в неделю.
— Этого мне не хватило бы даже на воду для варки каши, — сказал через плечо Азриэл Вайншток, пряча в уголке рта презрительную скуку. — Даже мой свояк Юдл-резник получает больше.
Вороной, как смоль, и бледный, как черно-белый талес, директор ешивы из маленького местечка смотрел на разъезжающего по всему миру сборщика пожертвований с подстриженной бородой, медно-желтоватыми белками глаз и жирными вывороченными губами. Цемаха поразила внезапная мысль, что Роня не слишком привязана к своему мужу. Может быть, даже и совсем его не любит. Она, конечно, не должна оставаться одна на все лето.
— К еженедельному содержанию от местных обывателей и от Комитета ешив, которое я рассчитываю получить, я готов доплачивать вам половину своих доходов.
— Правда? А для чего вы это делаете? — зевнув, спросил Вайншток.
Директор ешивы ответил, что прошлой зимой в ешиве было достаточно учеников, чтобы открыть четыре отдельных класса, но он и реб Менахем-Мендл не успевали бы проводить так много уроков. Его младшие и старшие ученики сидели вместе и не имели надлежащих условий для учебы. На летний семестр следует ожидать еще большее число сынов Торы. Ученики, разъехавшиеся на праздник по домам, привезут с собой своих друзей. Ешива стала более известной среди евреев в окрестных местечках, и они теперь будут посылать в нее своих сыновей. Нужен третий глава ешивы так же, как еврею нужна пара филактерий.
Голос директора ешивы становился все раздраженнее, а его глаза загорелись, как будто ему хотелось разговаривать совсем другим тоном и сказать что-то совсем иное. Тертый, трезвый сборщик пожертвований решил, что ему не стоит вступать в слишком пространные разговоры с этим новогрудковским мусарником. Он холодно покачал головой: нет, ему бы не хотелось становиться главой ешивы. Из правого кармана жилета он вытащил табакерку с круглой зеленой крышечкой, набил табаку в левую ноздрю и с огромным удовольствием чихнул. Потом набил табаком правую ноздрю и снова чихнул со свистом.
— Апчхи! — При этом его лицо вспотело, как будто он после жаркой бани пил чай с малиной. — У меня насморк, — сказал он, вытирая носовым платком лицо, шею и затылок и пододвигая свою табакерку директору ешивы.
— Спасибо, я не нюхаю табака, — ответил Цемах. Он смотрел на выпуклое брюхо толстяка и тосковал по младшей дочери резника.
Это только казалось, что Азриэл Вайншток разговаривал с директором ешивы спокойно. Когда он пришел домой после молитвы, красное пламя гнева заливало его шею и затылок. Он подозревал, что это старый хрыч, его тесть, подсунул мусарника, чтобы он уговорил его остаться в местечке. Однако, чтобы не испортить завтрака, Азриэл Вайншток сначала поел и только потом рассказал о своем разговоре с директором ешивы.
— Как это получается, что вашему бывшему квартиранту пришла в голову такая дикая мысль? — спросил он, ковыряя деревянной зубочисткой в зубах и вращая своими желтоватыми белками.
— Что ты смотришь на меня? — заорал реб Липа-Йося. — Я не просил этого главу ешивы, чтобы он уговаривал тебя остаться. Я не настолько глуп. Я прекрасно знаю, что если бы тебе даже отдали должность валкеникского раввина, ты бы не остался в местечке.
— Человек предлагает мне в качестве добавки половину своих заработков, лишь бы я остался в местечке и проводил уроки в начальной ешиве. Ума не приложу, как я должен это понимать, — сказал муж Рони, очищая кончиком языка свой рот от остатков трапезы.
Когда преуспевающий Азриэл Вайншток бывал дома, Юдл-резник сидел за столом еще более подавленный, а Хана-Лея ходила рассерженная. Она злилась на своего мужа-неудачника и пылала ненавистью к свояку, который сразу же после праздника снова оставит ее сестру с детьми. Однако от страха, как бы Азриэл Вайншток, этот проходимец и бабник, не догадался бы о чем-нибудь, Хана на этот раз, вопреки своему обыкновению, разговаривала с ним очень дружелюбно: этот Цемах Атлас — богатый зять, и дома у него ни в чем не было бы недостатка, кроме птичьего молока. Тем не менее он скитается в чужих краях. И все ради того, чтобы управлять ешивой. Так что не удивительно, что он готов даже отдать половину своего заработка, чтобы у мальчишек был еще один ребе.
Читать дальше