Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Извинившись перед англичанином, девушка пересекла служебное помещение, быстро поднялась по лестнице. В артистической уже находилась Наташа, которая надевала свой эффектный костюм 1900 года, украшенный с недавнего времени шляпой со страусовыми перьями.

Снизу доносились приглушенные звуки оркестра и шум аплодисментов.

В костюме испанки Селита спустилась первой и, как это делали они все, остановилась у двери в зал, глядя через окошечко на окончание номера Мари-Лу, которая также осталась в конце концов обнаженной, с треугольником, как у Кетти, правда, у нее он был усеян золотыми блестками. Она сделала последний круг, прежде чем поприветствовать публику и забрать свою одежду.

Появившись в дверях, она задыхалась, тело ее было горячим и блестело от пота.

— Теперь ты.

— А сейчас я имею удовольствие, дамы и господа…

Так часто произносили эту фразу, что девушка в конце концов перестала различать слова и, подобно цирковой лошади, ждала последнего такта музыки, чтобы выскочить на арену.

Исполняя испанский танец фламенко, который она заканчивала тем, что теряла кофточку и красную юбку, Селита заметила, что исчез ее англичанин, а новенькая в своем углу не сводит с нее глаз.

Селита была единственной, кто умел танцевать, ибо мать отдала ее в восьмилетнем возрасте в школу танцев в Париже, и она уже работала в нескольких кордебалетах. В отличие от остальных она никогда не обнажала грудь, которая, несомненно, была более упругой и красивой, чем несколько обвислый бюст Мари-Лу. Не было у нее также и приклеенного к низу живота треугольника, но как полагается в испанских танцах и во французском канкане, она надевала панталоны из тонкого батиста с воланами.

Для пятницы было много народу. Плотный слой дыма висел над головами. Уже начали раздавать смешные шляпы. Месье Леон, как обычно во время выступлений, стоял у входа и подавал публике сигнал аплодировать.

Удалось ли добиться победы в отношениях с ним, как иногда ей казалось и как страстно хотелось?

Их взгляды встретились, но она ничего не могла прочесть в его глазах, кроме разве что нетерпения, связанного, несомненно, с Мадо.

Закончив номер, Селита, как и Мари-Лу до нее, бросилась к двери, ведущей в служебное помещение, и столкнулась с Наташей, которая ожидала своего выхода, держа в руке зонт сиреневого цвета с длинной ручкой.

Мари-Лу уже снова спустилась в зал и сидела за столиком тех двух клиентов, которые пришли первыми. Они в конце концов пригласили ее. В артистической Кетти переодевалась, чтобы сойти вниз, и на ходу бросила Селите:

— Зал сегодня забит!

К двум часам, если публика еще не разойдется, состоится второй сеанс выступлений, и все начнется сначала: те же объявления Джианини, все та же железная лестница с непрестанными спусками и подъемами, переодевания и раздевания, придется покидать, извинившись, посетителя, и неизвестно, найдешь ли его после выступления.

Она надела свое платье «завлекательницы», тоже, кстати сказать, уже не новое, спустилась, посмотрела через окошечко на номер Наташи, самый сложный и изощренный. Наташа была прекрасно сложена, но такого высокого роста, что, глядя на нее, приходила в голову мысль, скорее, о статуе на площади, чем о женщине, с которой хотелось бы переспать. Эта злая шутка принадлежала не Селите, а одному посетителю-итальянцу, который приезжал в Канн раз в месяц, чтобы играть в казино, и появлялся только в тех случаях, когда слишком быстро спускал сумму, выделенную им для проигрыша.

Снова дробь барабанов, опять удары тарелок, затем наступила почти торжественная тишина. Именно в этот момент Селита проскользнула в зал и остановилась у двери.

— А сейчас, как в каждую пятницу, дамы и господа, мы переходим к любительскому стриптизу… Дирекция «Монико» уверена, что среди наших очаровательных посетительниц наверняка есть таланты, которые еще об этом не ведают, есть женщины и девушки, страстно желающие выступить…

Этот еженедельно произносимый текст, сопровождаемый подмигиванием и прерываемый паузами, Джианини прекрасно отработал раз и навсегда. Начали гаснуть лампы. Вместо них включился прожектор, который стал шарить по залу, освещая тот или иной столик. В одних случаях он задерживался, в других быстро скользил дальше, высвечивая то чье-нибудь лицо, то декольте, то скрещенные ноги. Дирижер тем временем продолжал свой треп:

— Итак, кто же эта дама или барышня, которая желала бы выиграть бутылку шампанского, предоставляемую дирекцией?.. Вы, мадам?