Рэй Брэдбери - Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери

Они рассказывали о берегах, с которых прибыли, — обветшалых набережных, причалах, пляжах, у которых жили большинство из них. Они описывали Старый Свет так, словно тот ничем не отличался от теперешнего мира, за исключением стен, опоясывающих пределы Поселения. Границ, что не позволяли заключенным в них ордам выглянуть в мир прошлого и отгораживали от любопытных глаз старого, сословного общества жизнь людей, нашедших свободу за стальными стенами.

В остальном же, как Правительство обещало предкам Джозефа — и они передали эти слова потомкам, — новые поселения являются всего лишь перепланированными спальными районами. Цепочка «просто поселений», как их называли, протянулась вдоль русел рек и горных цепей США. Это были огороженные копии прежних городов, из которых изгнали неравенство и испорченность жизни Атлантического побережья. Остался лишь неон, мигающие плоды цивилизации, доступные беднягам, согласившимся на переезд.

Лишь когда Джозеф уже стал подростком, некоторые упрямые учителя стали рассказывать ему и отпрыскам первого поколения переселенцев неприукрашенные истории о пытках в исправительных учреждениях Старого Света, о чернокожих заключенных, воющих от безысходности и боли, которую часто им причиняли их собственные одержимые руки. О том, как загадка одиннадцати истерзанных и изуродованных негритянских подростков, тела которых выбросило на пляж одной кровавой ночью, привела к бунтам 2015 года. «Осознанная ярость» — так называли это учителя. Никто не был наказан за массовые аресты и убийства, но это уже не имело значения. Находка обезображенных трупов позволила диким ордам за девяносто дней сжечь бетонные джунгли, которые темные души именовали своими уголками американских городов. В этом пламени даже трущобы выгорели дотла, их черный дым поглотил бы и старые города, если бы Высшее Общество не предусмотрело такую возможность заранее, еще пятьдесят лет назад, при разметке городских границ, и не огородило свои башни стеной.

Вот чем, по их словам, занималась молодежь на площади Рейгана: они праздновали юбилей Поселения, требовали воплотить мечты и невыполненные обещания, данные при основании Поселения. В июле 2015 года, когда родился Джозеф, город пожирала массовая ненависть, и рождение ребенка убедило родителей, что они больше не могут мириться с положением вещей в родном Детройте. Тогда Америка придумала решение этой проблемы — проблемы самоидентификации, за которую люди продолжали цепляться, несмотря на тяжелую жизнь. Возмездие пришло в виде добровольного разделения: примирения за стеной, сделанной из китайской стали.

— Джозеф Чарльз?

Федералы не были идиотами, они не пытались полностью очистить города от цветного населения: эти методы слишком сильно отдавали печальной историей Старого Света. Предложения эмигрировать изначально поступали людям, кредитный рейтинг которых был ниже шестисот пятидесяти баллов, бывшим наркоманам и алкоголикам, старым и больным, жителям с историей выселения за неуплату, просроченными кредитами или банкротством, иммигрантам в первом поколении, насильникам, социальным работникам и священникам-евангелистам. Прежде чем высоколобые академики и борцы за идентичность успели заявить, что эти термины всего лишь маскируют выселение из Старого Света темных, лишенных прав орд, федеральное правительство предложило всем желающим «перезагрузить жизненные обстоятельства», перебраться в поселения, стать добровольцами, «переселенцами-менторами».

— Мистер Чарли…

Джозеф наклонил форсунку мойки, чтобы смыть протестное граффити с кафельного цоколя. Он дернул шланг, который зацепился за восьмую ступеньку стремянки, и специальный раствор брызнул на его очки и перчатки. Струя местами выщербила кафель, но спиральные синие символы никуда не делись. Джозеф вспомнил, какими новыми и блестящими казались здания Поселения еще не так давно. Не только в его детстве, но и позже, когда Шеви был лишь улыбчивым карапузом с карими глазами, искрящимися ожиданием чуда.

Джозеф знал, что ему не пришлось бы смывать арабески подростковой злости в половине двенадцатого ночи, если бы Администрация по-прежнему требовала от юнцов поколения его сына читать Конституцию, написанную отцами-основателями старой Америки. Если бы они видели контракт, заключенный некогда людьми со своей историей (с проектами и поправками, дополнениями и странной шестидесятипроцентной арифметикой), то знали бы, что свободные массы обязаны соглашаться с назначенными правителями для собственной же пользы. Тогда они смогли бы оценить отчаянную надежду, которую им предоставляла жизнь в Поселении. Ощутить, что жизнь в Поселении лучше любых бунтарских альтернатив. Но в который раз безумие, не стесненное уроками истории, вырвалось на волю, заставляя молодежь имитировать предания о театрализованном восстании на окруженной стенами Площади. Они стучали по прутьям клетки, требуя старых свобод и выеденной изнутри демократии. Они не понимали, что их протест выхолощен банкротством истории, особенно если учесть, что именно от такого безумия люди и бежали сюда, что они собрались здесь, чтобы его победить.