— Конечно, — не унимался парень. — Я сегодня после школы слышал, как они скандировали имя Шеви на площади. Когда шел…
— Ты что, в школу в таком виде ходишь?
— Да, сэр, хожу.
Он прыгал и выбрасывал вверх кулак, как те протестующие:
— Шеви! Шеви! Вива Шеви! Vive y libertad! Весь день вот так.
Углекислота как раз добралась до внутренностей Джозефа и заставила съежиться его пустой желудок.
— По-инострански, значит? Так они говорят на Площади? Что это вообще значит?
Он осушил банку и смял ее в руке.
Парень бросил скейт на дорожку, выложенную белым камнем, и поехал рядом с Джозефом. Они двигались от торгового автомата к центру Площади.
— Я не уверен, — ответил он.
«Врет, наверное», — подумал Джозеф.
— Что-то насчет жизни и свободы. Они поддерживают вашего сына. Как героя…
— Но ты не из этих? — Джозеф не ждал ответа.
— Я не из тех, кто врет про Шеви, кто пытается выставить нас преступниками, оскорбляющими сороковую годовщину. Я не из этих. Я с народом.
— Демо, — говорит Джозеф, повторяя странное слово, которым Шеви назвал этих возмутителей спокойствия своего класса, перед тем как покинул стены Поселения.
— Да, сэр, — соглашается парень; два слова, брошенных на скейтбордный ветер: — Демо-кроты. Это мы.
Джозеф прищурился, чтобы прочитать слова на черной футболке парня: «В этой темной яме, одинокий, ты растерян. Но здесь я вижу. Держи мою руку. Пошли».
Текст напомнил ему белые стихи, которые Джозеф нашел в компьютере Шеви после того, как мальчик переехал к матери. Интересно, кто печатает и продает футболки со словами его сына? Вряд ли сам автор или этот парнишка на скейтборде, который свернул в переулок, ведущий к площади Рейгана. Джозеф не слышал криков толпы от центра Поселения — если они вообще не были плодом воображения скейтбордиста. Осталось только эхо от перевода слов «свобода», «любовь» и «жизнь». А он вообще упоминал про «любовь»? Отец бросил смятую банку в мусорный ящик на углу.
* * *
Его бригада расселась на тротуаре, позади электрического муниципального пикапа с четырехметровым прицепом. Островок спокойствия обтекала река торопливых пешеходов — час пик на Площади.
— На тебе ночная смена, Джо.
У Али не было никаких особых полномочий по сравнению с остальными, но он умудрялся перекрикивать городской шум. Сказанное не было вопросом: что-то среднее между предложением и настоятельным советом для самого пожилого члена бригады.
Али продолжал:
— Сегодня твоя очередь, все на тебе.
Джозеф опустил глаза и автоматически коснулся красно-синей нашивки муниципального служащего на своем рабочем комбинезоне.
— Сегодня вторник. Я только в воскресенье отдежурил.
— Ну и что? — рявкнул Али.
Джозеф понимал, что он не в лучшем положении для спора, но все же ответил:
— Нас же тут четверо.
Марта и Гарольд оторвались от возни с неповоротливыми мойками высокого давления и установками по очистке бетона. Они выглянули из-за угла и грузовика так, что уставились на Джозефа противоположными глазами, левым и правым.
— Мы-то почему должны отдуваться? — спросил Гарольд.
— А вот ты, — бросила Марта, — совсем другой компот. Тебе-то отдуваться есть за что и за кого.
Джозеф заставил себя проглотить первый ответ, что пришел на ум, и уткнулся взглядом в тротуар. Остальные решили не продолжать спор — Марта и Гарольд пошли закатывать машины в прицеп, Али глянул сквозь кабину, чтобы убедиться, что поток пешеходов спадает, а на смену ему приходят мрачные батальоны университетских юнцов. В левых руках у них были плакаты с требованиями и призывами признать «мечты», «надежды», «перемены» и «деяния», а также «сломать эти стены», в то время как их правые руки швыряли сигаретные бычки на трещины и люки главной площади Поселения.
— Ну да, — бросил через плечо Али. — Тебе это все убирать, Джо. Твоя работа.
— Одному? Мы договорились о графике, чтобы все честно.
— Честно? — зарычал Али. — Кто обещал…
— Мы все договорились, когда соглашались работать на площади Рейгана.
— Так это было до…
Под немигающими взглядами Гарольда и Али Марта осеклась.
Джозеф поднялся на рампу, чтобы втащить в прицеп кабель одной из машин. Стоя там, он посмотрел на дугу из небоскребов на западе. Блестящие стальные храмы финансов и коммерции, энергетики и управления, нависающие над всем Поселением. Тем или иным образом на них работало восемьдесят процентов четвертьмиллионного населения Поселения. Над шпилями всех небоскребов возвышались батареи цифровых проекционных экранов, с которых завитые и загорелые говорящие головы вещали о том, что происходит в Старом Свете, за стенами Поселения. Джозеф повернулся к небу Скалистых гор, потом обратно к зацикленным сообщениям ползущего по экранам представления. Он смотрел на дату, время и температуру в бегущей строке на башне Международного кредитного банка. Марта и Гарольд спрыгнули с прицепа, покидая отца человека, которого всего два дня назад эта бегущая строка именовала «анархистом».
Читать дальше