Рэй Брэдбери: Зеленые тени, Белый Кит

Я выглянул с палубы парома «Дан-Лэри» и увидел Ирландию.

Земля была зеленая.

Не просто заурядно зеленая, а всех тонов и оттенков. Даже тени были зеленые и блики, игравшие на причале Дан-Лэри и на лицах таможенных инспекторов. Я погрузился в зелень. Я – молодой американец, мне только что стукнуло тридцать, страдаю двумя видами депрессии, тащу пишущую машинку и больше ничего особенного.

Узрев свет, траву, холмы, тени, я воскликнул:

– Зеленая! Как на рекламных плакатах. Ирландия – зеленая. Чтоб я сдох! Зеленая!

Молния! Гром! Солнце скрылось. Зелень исчезла. Огромное небо занавесили дожди. Я опешил, чувствуя, как улыбка сползает с моего лица. Седой, заросший щетиной таможенник подал мне знак.

– Сюда! Таможенный досмотр!

– Куда она подевалась? – жалобно сказал я. – Зелень! Она же только что была! А теперь…

– Зелень, говорите?

Инспектор посмотрел на свои часы.

– Она появится, когда выглянет солнце! – заявил он.

– И когда же это произойдет?

Старик перелистал таможенный свод.

– В этих чертовых инструкциях ничего не сказано, когда и где выйдет солнце и выйдет ли оно в Ирландии вообще!

Он воспользовался своим носом вместо указки.

– Вот там есть церковь, поинтересуйтесь у них!

– Я пробуду здесь шесть месяцев. Может…

– …вы снова увидите солнце и зелень? Есть такая вероятность. Но в двадцать восьмом году дождь лил двести дней. В тот год у нас уродилось грибов больше, чем детей.

– Это факт?

– Нет, слухи. Но в Ирландии ничего другого и не надо, кто-то услышал, кто-то сказал, и дело сделано! Это весь ваш багаж?

Я предъявил свою пишущую машинку и худющий чемодан.

– Путешествую налегке. Все получилось так быстро. Основной багаж прибудет на той неделе.

– Это ваш первый приезд в Ирландию?

– Нет. Я бывал здесь, тогда еще бедный и непечатанный, прибыл на сухогрузе в тридцать девятом, восемнадцати лет от роду.

– Что привело вас в Ирландию? – Инспектор послюнявил свой карандаш и сделал запись.

– Безумие, – ляпнул я.

Его карандаш запнулся, он поднял на меня глаза:

– Для начала просто великолепно. Но что вы хотите этим сказать?

– Сумасшествие.

Довольный, он подался вперед, сгорая от нетерпения.

– И какого характера? – вежливо осведомился он.

– Разновидностей две. Литературная и психологическая. Я здесь для того, чтобы освежевать и выпотрошить Белого Кита.

– Освежевать, – записал он. – Выпотрошить Белого Кита. Это, стало быть, Моби Дик?

– А вы читаете книжки! – воскликнул я, вытащив из-под мышки эту самую книгу.

– Когда есть настроение. – Он подчеркнул записанное. – Чудовище проживает у нас в доме лет двадцать. Я вступал с ним в единоборство дважды. Оно слишком тяжеловесное, и объемом, и авторским замыслом.

– Да, – согласился я. – Я брался за него десять раз, пока месяц назад меня на это дело не завербовала киностудия. Теперь я должен с ним покончить раз и навсегда.

Инспектор кивнул, снял с меня мерки и провозгласил:

– Итак, вы прибыли писать сценарий! В Ирландии есть только один киношник. Как его? Высоченный, с таким помятым обезьяньим лицом, красиво говорил. Сказал: «Больше никогда». Сел на паром, чтобы испытать на себе Ирландское море. Испытал. Изрыгнул из себя обед с завтраком. Как побледнел! Едва удерживал под мышкой Китовую книгу. «Больше никогда!» – кричал. А ты, парень, сможешь одолеть эту книгу?

– А вы разве не одолели?

– Кит здесь не пришвартовывался. С литературой понятно. А как насчет чего-то там психологического, как вы изволили упомянуть? Вы прибыли понаблюдать, как католики напропалую врут, а унитаристы обнажают грудь?

– Нет, нет, – поспешил я его заверить, вспоминая мой прошлый приезд сюда, когда стояла жуткая погода. – Между делом, пока я буду заниматься Китом, я собираюсь изучать ирландцев.

– Это и Господу Богу оказалось не под силу. Вам ли с Ним тягаться? Не стоит и пробовать! – Он поднял свой карандаш.

– Ну… – сказал я, натягивая на голову черный мешок, завязывая петлю на шее и нажимая на рычаг, чтобы провалиться в люк. – Простите, но это единственный берег в мире, где я мечтаю высадиться. Такой таинственный. Ребенком, когда я проходил по ирландскому кварталу на окраине города, ирландцы колошматили меня. А когда они появлялись в нашем квартале, мы колошматили их. Целых полжизни я ломал голову, зачем мы это делали. Я вырос обескураженным…