Рэй Брэдбери: Зеленые тени, Белый Кит

– Но ведь они же не…

– Ты так думаешь? В прошлом году не было в Ирландском свободном государстве ночи, чтобы хоть кто-нибудь не загнулся в какой-нибудь чертовой аварии!

– Ты хочешь сказать, в год погибает три с лишним сотни ирландских велосипедистов?

– Святая и горькая истина.

– Я никогда не разъезжаю по ночам на велосипеде. – Гебер Финн смотрел на тела. – Только пешком.

– Ну так треклятые велосипедисты на тебя наезжают! – сказал Майк. – На колесах ли, пешком ли, все равно какой-нибудь недоумок гонит тебе навстречу. Да они скорее тебя пополам перережут, чем поздороваются. О, какие смельчаки превращались в дряхлые развалины, калечились или хуже, а потом всю жизнь мучились головными болями. – Майк вздрогнул, зажмурившись. – Можно подумать, человеку не по силам управиться с таким мощным и хитроумным механизмом.

– Триста смертей в год? – изумленно спросил я.

– Это не считая тысяч «ходячих раненых» – каждую пару недель, которые, проклиная все на свете, забрасывают велосипед в болото и на государственную пенсию зализывают свои бесчисленные болячки.

– Так о чем мы тут болтаем? – Я беспомощно кивнул на пострадавших. – Где тут больница?

– В безлунную ночь, – продолжал Гебер Финн, – надо ходить полями, а дороги – ну их к черту! Вот так я и дожил до пятого десятка.

– А-а… – Один из раненых шевельнулся.

Все встрепенулись.

Доктор, почувствовав, что слишком долго держит зрителей в неведении и публика уже начинает расходиться, резко поднялся, разом приковав к себе внимание, и произнес:

– Итак!

Мгновенно воцарилась тишина.

– У одного… – ткнул врач, – синяки, рваные раны и две недели жутких болей в спине. А у другого… – Он поморщился, уставившись на второго, тот был бледнее и выглядел так, словно его собрали в последний путь, наложили грим и нарумянили щеки. – Сотрясение мозга.

– Сотрясение!

Прошелестел и утих легкий ветерок.

– Его можно спасти, если срочно доставить в мэйнутскую клинику. Кто вызовется его отвезти на своей машине?

Все как один повернулись к Тималти. Я вспомнил, что у дверей припаркованы семнадцать велосипедов и только один автомобиль. Он торопливо кивнул.

– Я! – выкрикнул Тималти. – Другой-то машины нет!

– Вот! Доброволец! Взяли – осторожно! – и несем в принадлежащий Тималти драндулет!

Они уже собрались было поднять раненого, но замерли, когда я кашлянул. Я обвел рукой присутствующих и поднес к губам собранные стаканчиком пальцы. Все в легком замешательстве уставились на меня. В заведении, где со стойки бара текут пенные реки, такой жест редкость.

– На дорожку!

Теперь даже более удачливый из двух, внезапно оживший, с физиономией, похожей на сыр, обнаружил, что держит кружку. Ее вложили туда заботливые руки, со словами:

– Ну давай… рассказывай…

– Что случилось, а?

– Пошлите, – простонал потерпевший, – пошлите за отцом Лири. Я хочу, чтобы меня соборовали!

– Сейчас приведем! – Нолан вскочил и побежал.

– Пусть моя жена позовет моих трех дядьев и четырех племянников, моего деда и Тимоти Дулина. А вас всех я приглашаю на поминки!

– Пиви, ты всегда был парень что надо!

– Дома, в моих лучших ботинках, спрятаны две золотые монеты, чтобы прикрыть мне глаза! На третий золотой купите мне приличный черный костюм!

– Считай, что все сделано!

– И чтобы виски – рекой. Я сам буду покупать!

У дверей послышался шорох.

– Слава Богу, – закричал Тималти. – Это вы, отец Лири. Отец, срочно, нужно соборовать по высшему разряду!

– Ты еще будешь указывать, что мне делать! – сказал священник в дверях. – Будет вам соборование. Давайте сюда пострадавшего! Мы его вмиг!

Пострадавшего под одобрительные возгласы подняли на руки и бегом понесли к выходу, где священник регулировал движение, и были таковы.

Одно тело покинуло стойку бара, предвкушаемые поминки не состоялись, зал опустел, остались только я и доктор, реанимированный велосипедист и двое приятелей, в шутку тузящих друг друга. Было слышно, как все гурьбой укладывают тяжело раненного в аварии человека в машину Тималти.

– Допивай, – посоветовал доктор.

Но я стоял и растерянно смотрел на очухавшегося велосипедиста, который сидел, ожидая, когда возвратятся остальные и начнут ходить вокруг да около него, на залитый кровью пол, на две «машины», прислоненные у двери, словно театральный реквизит, на немыслимый туман и тьму; вслушивался, как голоса то повышаются, то стихают, и каждый из них в точности соответствовал глотке хозяина и обстоятельствам.