Миа Марч - В поисках Колина Фёрта

Вишневый. Отныне он будет называться «Колин Фёрт».

Вероника пошла на кухню — с ясной головой и теплом на сердце.

Во вторник, ближе к полуночи, Джемма покинула дом Вероники Руссо, нагруженная пакетом с двумя пирогами — шоколадным и лаймовым. На улицах по-прежнему было довольно много туристов, приехавших на Четвертое июля, и хотя праздник уже прошел, открытые веранды ресторанов, выходящие на причалы, были все еще освещены и полны посетителей. Джемма спешила в гостиницу, чтобы закончить статью. История Вероники не раз трогала ее до слез в процессе рассказа. Теперь статья получит логическое завершение.

Тихонько, чтобы никого не разбудить, она вошла в гостиницу, но следом за ней появились молодожены из «Скопы», размахивая закупоренной бутылкой шампанского, и спросили у Джеммы, не обидится ли, по ее мнению, Изабел, если они совершат набег на холодильник ради того невероятного пирога, который подают у нее каждый день. Бесшабашная, но милая пара, и Джемма отдала им шоколадный пирог, оставив себе лаймовый — «Уверенность».

Когда, поднявшись по лестнице, она проходила мимо двери Беа, ее так и подмывало постучать и рассказать обо всем, что поведала Вероника, но, разумеется, она этого не сделала. «Все эти двадцать два года я думала, что убегаю от своего прошлого. Я думала, что вернусь в Бутбей для встречи с этим прошлым. Но оказалось, что мое прошлое — беременность, реакция семьи, отца ребенка — бледнеет в сравнении с тем, от чего я действительно убегала: от того, насколько сильно любила свою малышку-дочь, которую две минуты держала у своей груди. Как сильно люблю ее сейчас, хотя едва знаю. Вы верите, что можно любить малознакомого человека? Вот с чем я сражалась все эти годы. Но больше этого не делаю. Невзирая на то, хочет ли моя родная дочь моего присутствия в ее жизни или нет, я всегда буду ее любить».

«Может, это и есть тот самый материнский инстинкт?» — размышляла Джемма, по-хорошему растревоженная историей Вероники. Она надела шумоизолирующие наушники, чтобы не слышать смеха из комнаты молодоженов, и засела за работу, ее пальцы летали над клавиатурой, пока она писала длинную среднюю часть статьи, посвященную личным историям: биологическая мать воссоединяется с дочерью, которую отдала на удочерение; девочка-подросток решает отдать своего ребенка богатой паре, а потом обнаруживает, что одних денег недостаточно — нужно любящее сердце; женщина, вышедшая замуж и родившая детей и так и не сказавшая мужу, что семнадцать лет назад отдала на усыновление ребенка; две женщины, которым сейчас за шестьдесят, бывшие беременными подростками, когда «Дом надежды» открылся пятьдесят лет назад, поделившиеся с Джеммой своими историями — по телефону и по скайпу, — заставившими ее плакать. Многое изменилось за пятьдесят лет. А многое — не изменилось. Джемма писала, пока от усталости не начали слезиться глаза.

В начале третьего статья была готова. Она откинулась на стуле, ожидая от себя печали и чувства утраты, но ощутила лишь гордость — и небывалую уверенность в том, что не изменила своему призванию.

Одна из женщин, с которой она беседовала, возможная приемная мать, произнесла именно эту фразу: «Я чувствую, что призвана быть матерью, но не уверена, произойдет ли это когда-нибудь…»

«Как вам повезло», — вспомнила Джемма слова другой своей собеседницы, семнадцатилетней Хлое Мартин из «Дома надежды», сказанные в ответ на признание Джеммы о беременности.

«Когда же она сама это поймет?» — недоумевала Джемма. А если этого так и не случится? Как она может вернуться на этой неделе домой, к жизни, которую не представляет? Если бы у нее была приличная репортерская работа, она сумела бы совместить и ее, и материнство. Работающая мать, подобно многим другим женщинам. Но без работы, без зацепки даже — а она послала документы в девять изданий за время пребывания в Мэне — она вернется домой и медленно превратится в мать и сестру Александра, эта статья станет ее лебединой песней.

Яркий солнечный свет уже струился в окно, когда Джемма проснулась от странного сна: она не могла достать своего ребенка из приспособления на груди, и вдруг увидела, что у него женское лицо, пугающе похожее на лицо ее матери. Джемма села, пытаясь стряхнуть остатки кошмара. Не хотела бы она растолковывать его по соннику.

Наверное, она волнуется, что уподобится своей матери. Или переживает, дает ли все необходимое своему ребенку, и это связано с ее отношениями с собственной матерью. Может, в значительной мере и то и другое.