Виктор Московкин - Остров меняет название

В городском архиве оказался такой документ:

«Об увековечении памяти знатной трактористки Зины Золотовой, убитой врагами народа.

Сохраняя память о знатной трактористке Зине Золотовой, президиум РИКа постановляет:

1. Установить мемориальную доску на месте, где погибла Зина Золотова.

2. Установить мемориальную доску на доме, где родилась, росла и воспитывалась Зина Золотова.

3. Переименовать в городе Угличе улицу Большие Рыбаки в улицу имени Зины Золотовой».

Сейчас по дороге от села Ильинское к Угличу сохранился столбик. Суриком выведена скупая надпись: «Здесь погибла Зина Золотова».

Лесная чащоба с обеих сторон сжимает дорогу. Глухомань…

В декабре по ночам с надрывом, на разные голоса воют волки. И тогда мечется в хлевах всполошенная скотина, слышится трусливый, жалобный визг собак. Поленится хозяин выйти вовремя, наутро с тоской разглядывает разворошенную крышу. Иной недосчитывается одной ярки — радуется: легко отделался. Бывает, всю скотину перережут за ночь серые разбойники.

В ту зиму волки совсем обнаглели. Вытаптывали за огородами снег так, будто всю ночь водили хороводы. Тянуло зверей на запах крови. Скотину резали поголовно все мало-мальски справные хозяева. Мясо ели в три горла, оправдывая себя, что все равно скотину придется свести на колхозный двор.

Председатель сельсовета Павел Батурин осипшим от долгого крика голосом приостановил шум. На минуту все стихли.

— Не будем затягивать, товарищи, собрание бедняцкого актива. Переходим к следующей фамилии. Артемий Кашкин!.. Я считаю, самая ядовитая контра, распуститель кулацких слухов…

И не успел он договорить, со всех сторон твердые голоса:

— Отобрать имущество!

— Землю! Обманом взял он землю!

Гудело собрание ненавистью к человеку, силу и власть которого не один испытал на себе. Низкорослый, коренастый, с рыжим чубом Батурин ласково щурился, оглядывая сельчан.

— Ясно! Будем голосовать.

— Обождь, слово сказать имею!

Из задних рядов к столу проталкивался остролицый мужичонка в рваном полушубке и затасканной шапке, надвинутой на глаза. Пробившись вперед, он смахнул шапку и выпалил:

— Неправильно!

— Что неправильно!? — изумился Батурин.

— Неправильно поступаем, граждане. Артемия Павловича каждый знает, мало кто на него в обиде был. Разве не так? Подумать еще надо. Может, у него ничего кулацкого нету. Что справно живет — это не вина. К середняку его скорей причислить. Подумать надо…

— Говори, Андрей Проничев! Говори! — выкрикнул Батурин, задыхаясь от злости. — За что купил тебя, говори!

— Я по своей совести. Мне Артемий не родня. А плохого от него я не видал.

Председатель перегнулся через стол, жарко выдохнул в лицо говорившему:

— Прошлое лето на него работал?

— Дак не задаром!..

— Он ему и сейчас выплачивает. Ха-ха! Вчера тащит Андрюха брюшину с кашкинского двора. Телка зарезали! Заработал!..

— Ясно! — выкрикнул Батурин. — Кто будет еще выступать?

— Я скажу! — звонкий девичий голос.

Глаза у председателя подобрели. Досадливо махнув на Проничева, сказал:

— Давай, Зина!

— Вот что скажу, — привычно поправив черные волосы, начала она. — Тут Андрей Проничев рассказывал побасенки о Кашкине. А почему? Да потому, что подачки от него получает. Сегодня даст полпуда муки, а после неделю заставит работать. И все Андрей Петрович, Андрей Петрович! Ну и лестно Проничеву. Как уж тут пойдешь против «благодетеля»? Кто распустил слух, что сначала соберут в колхоз скотину, а потом сдадут государству по низкой цене? В колхозе, дескать, машины будут, живность ни к чему — режьте, пока не поздно! Кто начал об этом говорить? Артемий Кашкин. А шепнул он кому первому? Все тому же Андрею Проничеву! Знает, что тот, как худое ведро: что вольет, то и выльет.

— Прошу без оскорблениев. Молода еще!..

— Обиделся?

— Граждане, слово имею!

— Хватит, наговорился.

— Гнать его с собрания!

— И уйду. Я могу уйти, — заторопился Проничев, дрожащими руками натягивая засаленную шапку. — Не по справедливости…

Пока он продирался к выходу, молчали. Распахнулась дверь, впустив клубы пара.

— Переходим к голосованию, — объявил председатель.

Собрание затянулось до ночи. Договорились провести раскулачивание семей богатеев завтра с утра.

Домой Зина шла одна, зябко кутая лицо в воротник пальто. От села до ее деревни два километра. По обеим сторонам дороги лес и только перед самыми домами разбросаны неровные поля.