Виктор Московкин - Остров меняет название

Ее вопрос я считал резонным. Соколова, видимо, наоборот: придиркой. И вот она дерзко усмехнулась, в ее глазах появилась настороженность, словно у попавшего в западню зверька. Теперь она ожидала подобных вопросов, заведомо обидных, и приготовилась защищаться. «На что ты тратишь деньги?» «Деньги?» «Да, деньги? Ты же получаешь пенсию!»

Девушка сказала, что пенсию за отца, погибшего на фронте, она в самом деле получает. Больше она ничего не добавила, считая, что достаточно этого объяснения.

«А ведь это не так уж плохо для шестнадцатилетней девчонки жить без посторонней помощи и учиться, — подумалось тогда мне. — Это уже говорит о характере и определенной цели в жизни».

Хотелось думать о ней хорошо, но как только посмотрю на ее злое лицо, вспомню ее грубые ответы, и не могу. Трудно даже передать, с какой враждебностью смотрела она на нас.

«Вот тут рассказывали, что ты валенки учителю на стол бросила. Тебе помогли, а ты бросила. Нехорошо!»

Соколова краснела и бледнела. Иногда казалось, что ей неудобно за спрашивающих. А вопросы все продолжались: «Ты еще встречаешься с этим парнем? Где он работает?»

Произошло, наконец, то, что я никак не ожидал. Она выбежала, хлопнув дверью. Мы все как-то оцепенели. И только невозмутимая Катя произнесла: «Есть предложение утвердить выговор».

Сказала спокойно. И, повинуясь этому спокойствию, все вяло и покорно проголосовали за это предложение.

На этом бы можно было и остановиться. Ну что ж, заслужила, получила по заслугам. Может быть, это и будет ей на пользу. Но случившееся не выходило из головы. И чем дальше, тем больше. Мне казалось, что мы что-то сделали не совсем так. Не могу докопаться, в чем ошиблись, но сердцем чую — надо было не так. И тогда я решил еще раз повидать Соколову.

К ней я пришел на дом в тот же день. Застал не одну: сидел паренек. Смуглую шею его хорошо оттенял воротник белой рубашки, выпущенный поверх пиджака. Он смотрел на меня неприязненно. Да и девушка была смущена моим приходом. Она видела меня на бюро, но кто я, зачем пришел, не могла догадаться.

Пока я с ней разговаривал, паренек отошел к столу и стал медленно, нехотя тянуть из стакана воду, изредка бросая взгляды в нашу сторону.

Теперь я слушал рассказ от самой Соколовой. Как он был похож фактами на сообщение Кати и как отличался от него внутренним смыслом! Да, она пропускала занятия, одно время совсем отчаялась и перестала ходить в школу: хотела устроиться на работу, но никуда не взяли. А с классным руководителем у нее давно не ладится. Та почему-то считает нужным всякий раз напоминать, что учителей надо уважать, как родителей, так как настоящих родителей у нее нет, что школе надо быть благодарной, ибо школа оказывает ей материальную помощь. Раз оскорбленная девушка не выдержала: нагрубила и вернула эти злополучные валенки.

Я уже собрался уходить, и тогда паренек, все еще стоявший у стола, заявил: «Вот сейчас вы сочувствуете, обещаете помочь. А на бюро боялись заступиться. Разве не так?»

Мне очень понравилось это. Стало спокойнее за девушку. Значит, у нее есть друг, который не обидит, поможет разобраться, как поступить в трудную минуту. А он доказывал всем видом, что был ее хорошим другом.

— Вот видишь, — обратился Николай к внимательно слушавшему собеседнику. — С тех пор боюсь полагаться на первое впечатление. Катя преподнесла хороший урок. У нее такое открытое симпатичное лицо. И второй пример с Соколовой… С Катей пришлось повоевать. Но, кажется, я ее ни в чем так и не убедил.

— Может, скажешь, где сейчас эта девушка… Соколова?

— Скажу. Работает на нашем заводе. Десятилетку все же закончила. Я как инструктор райкома ходил в школу… разобрались. И доучилась. Теперь мы большие друзья.

— Соколова — это она? И Саша? — кивнул собеседник в сторону комсомольцев. — Недаром так поспешно сбежали. Я же о них тоже кое-что знаю.

Оба поднялись. Комсомольцы уже начинали работу. С силой вонзалась в землю лопата в руках Саши. Его подруга стояла с готовым саженцем. Вот она осторожно, чтобы не повредить корни, опустила саженец в ямку, засыпала землей. Деревцо теперь стояло крепко.

1956 год.

Была в Угличе улица Большие Рыбаки. В тридцатых годах стали ее называть улицей Зины Золотовой. Постепенно разрасталась она, поселялись в домах новые жители, отдельные семьи уезжали. И теперь даже с этой улицы не каждый знает, кто была Зина Золотова. Иной скажет неуверенно: «Первой трактористкой-ударницей была. Убили ее…»