Всеволод Кочетов - Молодость с нами

Но пришла такая минута, которая одна способна вознаградить за недели и месяцы терпеливого ожидания. В то время, когда Костя в тысячный раз обшаривал глазами дом и все его окружающее, один из серых кирпичей, из которых была сложена дымовая труба, шевельнулся, и на его месте вдруг открылось темное отверстие. Его тотчас заполнил какой-то предмет. Костя определил, что это был объектив перископа, но объектив не обычной круглой формы, а прямоугольный, плотно заполнивший отверстие. Солнце падало с другой стороны, стекло не давало никакого отблеска, оно казалось таким же серым, как только что исчезнувший кирпич, сливалось с кирпичами, его как бы и вовсе те было, но за ним где-то — может быть, на чердаке или даже в самом доме — скрывался человеческий глаз, глаз чужого наблюдателя.

Объектив торчал часа полтора. Он появился перед самым приходом местного поезда на станцию Полянка, а исчез только после того, как поезд собрался в обратный путь.

Костя доложил о своем открытии капитану Изотову; вечером приехал подполковник Сагайдачный. Костя рассказал об этом и ему. Сагайдачный сходил утром с Костей на пост, дождался часа прихода поезда на Полянку, сам убедился в том, как на месте кирпича возникает объектив оптического прибора, и объявил Косте благодарность.

Спустя две недели на станции Полянка поставили громадный дощатый сарай для минеральных удобрений, который загородил со стороны границы и станцию, и перрон пассажирского пути, и товарные тупики. Очень удачно пришелся тут этот сараище. Стекло в трубе перед приходом поезда перестало появляться. Но Костя не ослаблял наблюдений за усадьбой рыжебородого, надо было искать другие стекла, через которые просматривался большой участок границы влево и видна была речка, в которой солдаты ловили щук и полоскали белье. Еще надо было за многим наблюдать, многое видеть, слышать, чувствовать и предугадывать. Костя все больше убеждался в том, что жизнь на границе — это жизнь в постоянном напряжении и ожидании, она обостряет чувства человека.

Однажды Костю среди ночи разбудил кто-то из солдат. Костя спросонья даже не разобрал, кто. «Товарищ лейтенант, — услышал он тревожный голос, — вас требует к себе начальник заставы». Костя мгновенно оделся и через несколько минут стоял перед капитаном Изотовым. Изотов говорил в трубку телефона: «Слушаюсь, товарищ подполковник! Так. Будет исполнено».

— Вот что, товарищ Колосов, — сказал он, положив трубку на зеленый ящик полевого телефона. — В колхозе пожар. Нам поручили помочь колхозникам. Сейчас придет машина. Мы выделяем группу. Вы будете ее возглавлять.

Костя вышел на двор. На востоке небо было огненно-красным. Зарево вздрагивало, то разрастаясь, то угасая, то вспыхивая еще сильней.

Сагайдачный прислал трехтонку со скамейками. Солдаты и сержанты вскочили в кузов, Костя сел в кабинку, и машина помчалась по лесной дороге в ту сторону, где полыхало зарево. Костя все время видел его перед собой.

Через двадцать минут пограничники уже качали насос колхозной пожарной машины, носили ведрами воду из пруда, вытаскивали из пылавших домов имущество колхозников. Огонь был яростный, горели скотный двор и восемь или десять домов, на которые пламя переметнулось со скотного двора. Оно взлетало в небо длинными языками, унося с собой горевшую дранку с крыш, доски, щепки, головни. Оно трещало так, будто в клочья драли толстую парусину, оно свивалось в жгуты, шарахалось из стороны в сторону, ложилось набок и хлестало прямо над землей острыми злобными языками.

Ворота скотного двора раскрыли, оттуда в поле ринулись ошалелые коровы, некоторые из них вязли в соседнем болоте и ревели от страха, как паровозы. Были и такие, что рвались обратно в огонь. Что их туда тянуло? Их держали за рога, накидывали петли на шеи, но они дрожали, устремив кровавые глаза на огонь, и рвались, рвались.

По улице несся крик мужчин, женщин, детей. Ругались, плакали, стонали; бежали, что-то хватали, несли, тащили, спотыкались, падали.

Появление пограничников внесло некоторый порядок. Заработали баграми, растаскивая горящие крыши, чтобы клочья огня не летели дальше; вместе с пограничниками колхозники тоже носили ведрами воду и качали насос.

Одна машина была бессильна перед стеной огня, от которой на двести метров вокруг было жарко. Костя чувствовал, что гимнастерка на нем накаляется, жжет кожу, того и гляди сама вспыхнет огнем.

Вскоре пришла более мощная помощь: из районного центра и с бумажного комбината примчались пожарные команды. Пожарники потянули линию шлангов уже не от обмелевшего пруда, а от речки, вода хлынула в несколько толстых струй, моторные помпы гнали ее с громадной силой. Теперь трещали уже не языки пламени, а струи воды, ударяя в дымившиеся стены.