Анатолий Левченко - Пятьсот веселый

— А-а! — заорал Гришка, пытаясь защититься рукой, но острый угол противня обрушился ему на голову.

Гришка еще несколько мгновений стоял, потом ноги его подогнулись, голова и руки судорожно мотнулись вперед, и он упал, уткнувшись лицом в жирную мягкую пыль.

— Гришаню убили! — завыл торгаш бабьим голосом и почему-то не побежал, а пополз в сторону на четвереньках.

А Владимир, бледный, безмолвный, стоял и разглядывал противень, который все еще не выпускал из рук. Потом отбросил железо в сторону и только тогда увидел Генку и Арвида. Лицо его передернулось.

— Уходите, ребята. Прошу вас. Уходите, — голос у Астахова был потухший, и Генка увидел, что глаза у него почти белые.

— Оклемается. Не боись, Володя, — уверенно сказал Матвей, потом бросился в сторону и извлек из-за груды ящиков упирающегося торгаша. — Не уйдешь, пакостник паршивый, елочками ты прорасти! Будешь отвечать по закону!

Толпа хлынула к месту происшествия.

— Изверг! Убил ведь насовсем! — кричала какая-то баба. — Взаправду убил. Головной череп проломил насквозь!

— Пропустите, граждане! — раздался деловитый возглас.

— Милиция!

Два милиционера пробирались сквозь толпу.

— Бежим, а то в свидетели потащат, — Арвид потянул Генку за руку. Генка отмахнулся от приятеля, в этот миг он уже не помнил, что Арвиду надо избегать встреч с милицией.

Один из милиционеров, черноволосый и строгий, бросил оценивающий взгляд на Гришку и произнес так, будто ожидал другого исхода:

— А ведь жив. Э-э! Да это ведь Гришка Харламов, старый знакомый!

Потом поглядел на Владимира:

— Ты?

Владимир ничего не ответил.

— Вижу, что ты. А зачем? Убил бы насмерть — схлопотал бы срок за такого… — Черноволосый милиционер несколько секунд подбирал подходящее слово, но так и не нашел и только махнул рукой, показывая, что Гришка — совершенно отрицательная личность.

Подошел и второй милиционер, высокий, веселый, с пшеничным чубом, выбившимся из-под фуражки.

Тут выступил вперед Матвей:

— Вот они вместе гнильем, пакостью торговали. А потом этот Гришаня драться полез, ну и ответ получил! — Матвей все еще держал за шиворот торгаша, который притих и только озирался.

— Пусти его, — сказал веселый милиционер. — Теперь никуда не убежит.

Матвей неохотно отпустил торгаша.

Гришка вдруг зашевелился, с пьяным мычаньем приподнял кудлатую голову и показал измазанное пылью и кровью страшное, бессмысленное лицо. Потом сел и прохрипел:

— Чо тут такое? Га?

В толпе засмеялись.

— Достукался, Харламов? — строго спросил смуглый милиционер. — Предупреждали ведь тебя не раз и не два.

— Га! — Гришка опять обхватил голову руками и начал раскачиваться.

Тетке, которая кричала про пробитый насквозь «головной череп», сделала поворот на сто восемьдесят градусов:

— Так ему и надо, этому Харламову! Хулиган наипервейший. Тюрьма давно по нем плачет.

Милиционер с пшеничным чубом поднял руку, призывая к тишине:

— Кто свидетель правового нарушения, то есть форменной драки?

Толпа быстренько стала рассеиваться. Генка оглянулся — Арвида как ветром сдуло.

— Я свидетель, елочки зеленые! — бодро заявил Матвей и тихонько сказал Генке:

— Иди в вагон. Тебе ехать надо!

— Мы больше не будем! — завыл торгаш, зачем-то снимая с головы убогую кепчонку.

— Откуда вы, граждане? — строгий милиционер обращал свой вопрос к фронтовику, поняв, что от человека, ударившего Гришку, ему пока ничего не добиться.

— Мы с пятьсот веселого, — с готовностью пояснил Матвей. — А если по-правильному, то с пятьсот двадцать седьмого. Вон он на путях стоит…

— Придется вам сделать остановочку, — заявил милиционер, а потом посмотрел на Гришку, который продолжал сидеть на земле. — Поднимайся, Харламов, хватит прохлаждаться.

Гришка, кажется, немного пришел в себя, он со стоном начал подниматься и после долгих трудов встал наконец на ноги.

Владимир очнулся от оцепенения и сказал Матвею:

— Возьмите мой рюкзак. А чемоданы пусть ребята довезут.

— Можно мне за вещичками сбегать? — спросил Матвей.

— Давайте, гражданин, да побыстрее, я вас провожу.

— Что Марине передать? — Матвей потрогал Владимира за рукав.

— Если захочет, пусть возьмет адрес у Николая, — тихо проговорил Астахов и отвернулся.

Фронтовик покачал головой и огорченно крякнул.

— Я схожу к поезду, а ты, Сидоров, отведи этих граждан в нашу комнату, — сказал милиционер с чубом и пошел рядом с Матвеем к пятьсот веселому.