Евгений Толкачев - Марьина роща

На прием к члену исполкома райсовета записалась седая старушка.

Подошла ее очередь. Старушка вошла в кабинет. Пожилая женщина говорила по телефону. Густые волосы с заметной проседью были заплетены в девичьи косы и уложены короной. Она внимательно слушала телефонную трубку, потом, не сердясь, но твердо сказала:

— Глупости говоришь. План изволь выполнить: спросим. С тебя лично спросим! — и положила трубку.

— Марфуша! — позвала старушка.

— Тетя Настя! — отозвалась женщина.

Хорошо иногда попросту, по-бабьи поплакать…

— Я понимаю, Марфуша, тебе время дорого, так я скоро-скоро… ты слушаешь меня?

— Как живешь, тетя Настя?

— Живу я хорошо, сын не забывает, деньги шлет да шлет. А куда мне столько одной-то?.. Вот я хочу что сказать, голубка моя: скучно мне. Леша хороший сын, да где он? Я уж писала ему; он отвечает: «Меня, мамаша, часто переводят с места на место, не по возрасту вам такая жизнь, а если не боитесь, милости просим»… Нет, отвечаю, верно ты говоришь — не по возрасту, а пришли ты ко мне дочку, хоть старшую, хоть вторую; будь покоен, человека выращу, в обиде не будешь. Отвечает: «Я бы, мамаша, с удовольствием, но девочкам надо учиться спокойно, а не ездить с места на место, да и жена против». Что же, я понимаю — мать!.. А он меня утешает: «Надеюсь, — пишет, — мамаша, что переведут меня в Москву, тогда заживем вместе». Только который год все надеется… А я не могу так, без пользы, на пенсии жить. Комната у меня хорошая. Я вот и пришла к тебе, голубка моя, просить: посели ты ко мне какую-нибудь девушку обиженную, буду я за ней ходить вместо матери… А то сына, видать, не дождусь…

— Я подумаю, тетя Настя, поищу…

— А как ты сама? Все крутишься? Все для людей живешь?

— А разве это плохо?

— Я не говорю — плохо, а скучно, как мне, одиноко…

— Может, и верно, тетя Настя, да поздно…

После ухода старушки не сразу продолжала прием член исполкома. И общественному деятелю иногда бывает грустно.

Не дождалась сына Настасья Ивановна. Простудилась, прихворнула, решила сама дома полечиться, а тут начался жар, бред…

Сыну послали телеграмму. Ответила жена: «Алексей Васильевич находится дальней командировке. Скорблю тяжелой утрате». На телеграфном бланке печатные буквы выглядели так бездушно, так бледно, что пожилая женщина в венке девичьих кос крепко сжала губы и медленно разорвала бланк.

За гробом Настасьи Ивановны шли чулочницы всей фабрикой. Оркестр играл траурную мелодию. Вот уж не ожидала старая работница таких пышных похорон…

Взялись вплотную за реконструкцию Марьиной рощи в начале пятидесятых годов. Страшные колдобины Сущевского вала были закрыты гладким асфальтом, трасса была местами расширена и уперлась в районный детский парк, занявший половину бывшего Лазаревского кладбища. Асфальтировали не менее гибельную для автомашин Трифоновскую улицу, и через Лазаревский переулок сомкнулась она с магистралью валов. Теперь по асфальтированным валам можно было ехать от Красной Пресни до Комсомольской площади, частично разгрузить центр и Садовое кольцо от потоков грузового транспорта.

С Октябрьской улицы сняли трамвайные рельсы, залили улицу асфальтом от площади Коммуны до вала и пустили по ней троллейбус. Прошла троллейбусная линия и по Сущевскому валу. Четыре автобусных маршрута пришли из-за линии и прочно связали Марьину рощу с различными частями города. В 1954 году вся Октябрьская улица была асфальтирована до самой линии, и по ней резво помчались грузовые машины с цементом, лесоматериалами и металлом для большой стройки виадуков и для расширения моста на Шереметевской: началась стройка большой трассы Север — Юг.

Жилищное строительство в Марьиной роще до этого времени шло неуверенно. Не было полной ясности, что будет дальше с районом, насколько изменится генеральный план реконструкции Москвы, останутся ли в Марьиной роще жилые кварталы, или станет она парком.

Когда выяснилось, что оставаться пока Марьиной роще жилым районом, начался ремонт и полная переборка аварийных домов.

Первый многоэтажный жилой дом построил для своих рабочих завод вторичного алюминия, выросший на месте порошковской мастерской. Потом у главного корпуса появились два крыла, и занял дом целый квартал по Октябрьской улице. Вокруг и напротив него по-прежнему стояли старенькие домишки; казалось, так и стоять им тут навеки. Их не только латали, но и провели в них воду, канализацию и газ. Веселее стало жить с удобствами…