Ильяс Есенберлин - Схватка

— А виноват кто? — крикнули из задних рядов.

— Я! Только я! — Ажимов даже ударил себя в грудь кулаком. Ни товарищ Ержанов, ни Жариков не ответственны за это — один я несу ответственность. Я должен был понять, что Даурен Ержанов все еще находится в плену своей старой теории тридцатых годов — принципу соответствия и сопутствий — и не давать ему тратить государственные средства. А я дал! Увидел дорогого человека, которого уже давным давно похоронил, потерял голову и разрешил делать ему все, что он захочет, — и вот видите результат!

— Извините, профессор, — поднялся Жариков. — Если вы и сделали это, то отнюдь не из любви к своему учителю, а потому что сами думали так же, как он. Я же прочел выдержки из вашего труда. Правда, не из последнего издания его, заметьте! Так что, Ержанов, пожалуй, ни при чем.

— А я и говорю: он ни при чем, — отпарировал Ажимов. — А насчет моей книги вот что: к геологии, как к любой науке, следует подходить не метафизически, а диалектически. Если вы поймете это, то поймете все. Мое предположение насчет Жаркына оправдалось полностью. Мы ждали того же от Саята, но переносить метафизически геологические признаки сопутствия с одного объекта на другой, конечно, невозможно. Подобие совсем не есть тождество. Мы это позабыли и за это наказаны. Очевидно, за познанными нами закономерностями соответствия таятся другие закономерности — отрицательные; вот их-то мы еще не только не познали, но и не увидели. Отсюда и ошибки в нашей прогностике. Конечно, наука эта появилась еще совсем недавно и даже не сумела сформироваться в особую отрасль, поэтому пока просчеты очень возможны. Вот и все.

— Так это не наука, а лото, — сердито усмехнулся со своего места Ержанов. — Если не так, то иначе, если не иначе, то так, если не так и не иначе — то никак. Что-то не о том мы писали в своем труде.

— Как раз о том, — добродушно засмеялся Ажимов. — Только вы его не прочли. Но хоть заглавие-то вы помните? Первое слово подзаголовка «Опыты». А раз опыты, то никаких целиком законченных и научно апробированных теорий от меня вы ждать не в праве. Я закладываю основы и экспериментирую. Да и писалась она двадцать лет тому назад. А диалектика не лото, а алгебра всякой революции. В том числе и научной. Когда ею пренебрегают, то происходят пренеприятные истории. Вот вроде той, что произошла сейчас. А произошла вот что: приехал к нам наш уважаемый профессор Ержанов, мой учитель и, в свое время, один из самых даровитых геологов. Я говорю: в свое время. Так вот, первая моя ошибка была в том, что я оценки того времени автоматически перенес на сегодня, не внеся в них никакого поправочного коэффициента. Это было, конечно, в корне неправильно. За этой ошибкой последовала другая — уже чисто деловая. Мы, поговорив между собой, сразу же назначили Даурена Ержановича начальником отряда. Мало того: отправляясь в длительную командировку, я оставил его за себя, то есть сделал главным геологом экспедиции. С этого все и началось. Я хорошо знал прежнего Ержанова, но совершенно не разбирался в настоящем. А ведь все течет, все меняется, товарищи. А человек-то больше всего! А я об этом не подумал. «Бытие определяет сознание» — эту истину мы твердим все, но только что твердим, а делать из нее выводы еще не умеем. Мужества, наверное, не всегда хватает! Даурен Ержанович последние годы провел в тайге, в условиях вечной мерзлоты, в устьях колымских рек. Как он там жил, ну, об этом мы можем только догадываться. Во всяком случае — славы он там не добился, а ему ее хотелось. Ох, как хотелось! И вот старый геолог — один из самых скромных и доброжелательных людей на свете — ожесточился. Он стал считать себя несправедливо обиженным и, конечно, непризнанным талантом. Поверьте, я полностью понимаю его чувства, но разве от этого легче? И встретив меня, своего ученика, который ему очень многим обязан...

— А вы часом еще не забыли этого? — крикнул кто-то из зала.

— Будьте уверены, не забыл, иначе и не каялся бы, — ответил Ажимов. — Так вот, встретив меня, он подумал по старой памяти: «Э, мальчишка, что ты знаешь, что ты умеешь, мальчишка? Медь есть, да ты ее не достал, а вот я, Даурен Ержанов, достану! И все увидят, что знаменитый геолог я, а не ты!» И как только я уехал, Ержанов отдал приказ: бурить глубинные скважины. Ну, что ж? Он научный руководитель, его послушались, в результате улетели еще десятки тысяч! Кто виноват? Я виноват.

— Нурке Ажимович, — перебил оратора академик, — нам от этого «виноват, виноват» толку мало. Вот вы два месяца как вернулись, а глубинные скважины, которые вы признаете порочным методом, закладывались вплоть до заморозков. В чем дело? Почему вы не прекратили этот род работ, раз он бессмыслен?