Федор Андрианов - Спроси свою совесть

— И опять ты торопишься, — с каким-то даже сожалением негромко проговорил Мишка. — Меня не очень беспокоит, пойдёшь ты или не пойдёшь. Хотя, куда ты денешься? Пойдёшь! — жёстко закончил он и тяжело посмотрел на Женьку.

— Там технички… Всю ночь караулят, — смятенно пробормотал Женька.

— Что ты мне мозги темнишь, — усмехнулся Мишка. — И ты знаешь, и я, что техничка там одна. И та, как только наступит темнота, запрётся в учительской и носа не высунет. Боится, как бы её саму не украли.

— А куда же ты инструменты продашь? — уже сдаваясь, спросил Женька. — Ведь сразу найдут…

— Это уж не твоя забота, — отрезал Мишка.

— А впрочем, — несколько подумав, продолжал он, — можно и тебе сказать. Те люди из совхоза, да ещё из дальнего, куда твои школьники век не попадут. Так что можешь не беспокоиться. Ты мне лучше обрисуй, где эти инструменты находятся и как к ним лучше всего подобраться.

Женька сначала медленно, а потом всё больше и больше увлекаясь, стал рассказывать. Смятенное чувство, охватившее его сначала, тогда, когда он услышал предложение Мишки, уже прошло, теперь даже появился интерес, как бы получше всё это проделать.

— Инструменты они в радиоузел прячут. А он на втором этаже. И окна там зарешеченные. Стоп! — прервал он сам себя. — Я же знаю, где они ключ прячут! Над дверью, за карнизом. Значит, так. Нужно взять деревянную лестницу, она возле мастерских во дворе лежит, со стороны школьного парка залезть в любую классную комнату второго этажа, а там пройти по коридору.

— Нельзя ключом, — возразил Мишка — сразу догадаются, что кто-то из своих.

— А мы потом изнутри чем-нибудь замок покарёжим, — воодушевленно проговорил Женька. — Они подумают, что снаружи взламывали.

— Можно, — одобрил Мишка.

— А телефон обрезать нужно, — продолжал Женька. — Я знаю, где ввод. А то ещё техничка брякнет в милицию.

Где-то в глубине души у него шевельнулось чувство совестливой жалости. Он вспомнил, с каким радостным блеском в глазах рассказывали ему ребята о купленных инструментах, о репетициях и подготовке к Дню учителя. Вспомнил, но постарался сразу же подавить в себе это чувство.

«Перебьётесь и без оркестра! — зло подумал он. — А то ишь какие стали — свой оркестр им на вечер подавай!»

Мишка вытащил из кармана плоскую стеклянную фляжку и, воровато оглянувшись, разлил содержимое по стаканам.

— Спирт? — спросил Женька, потянув носом.

— Чемергес, — усмехнулся Мишка. — Мордовский самогон, значит. Ты виски когда-нибудь пил?

Женька кивнул. Он действительно один раз пробовал виски. К его приятелю приехал из заграничной поездки старший брат и привёз бутылку виски. Им тогда поднесли понемногу, на дне рюмочки, просто так, для пробы.

— Так вот, — продолжал Мишка. — Этот чемергес совсем как шотландское виски. И запах такой же, и вкус. Только наш немного покрепче будет.

Женька поднёс стакан к лицу, нюхнул. Запах, действительно, был похож на виски.

— Ну, за удачу! — потянулся стаканом чокнуться к нему Мишка.

— Погоди! — остановил его Женька. — А как же мы с тобой вдвоём вынесем всё?

Мишка несколькими глотками опорожнил стакан, поставил его на стол, взял оставленный кем-то до них кусочек хлеба, деловито понюхал его, положил снова на стол, налил в стакан немного пива и запил им самогон.

— Вот за что я люблю тебя, так это за твою дотошность, — медленно и тяжело проговорил он, и непонятно было, действительно он так думает или надо понимать его совсем в обратном смысле. — Ну ладно, пей!

Он подождал, когда Женька проглотит противно пахнущую жидкость, и протянул ему тот же кусок хлеба:

— Пожуй немного.

Некоторое время они молчали, а потом Мишка, не глядя на Женьку, сказал:

— Заяц с нами будет.

— Так он же где-то в районе, на уборке!

— Вот как раз там, возле того совхоза. Завтра он приедет по делам. Нам с тобой нужно будет только погрузить на машину, а он и отвезёт и толкнёт там. Ещё вопросы будут?

Женька покачал головой. Он понял, что его вопросы вызывают раздражение у Мишки, и решил больше не спрашивать. А впрочем, так всё уже было ясно. Они молча допили пиво.

— Так, значит, завтра, часов в семь придёшь ко мне, — сказал Мишка, поднимаясь. — А сейчас домой?

— Да нет, потанцую ещё немного, — ответил Женька.

Он поднялся наверх. Всё так же гремел оркестр, так же кривлялись и ломались танцоры, но прежнего хорошего настроения у Женьки уже не было. Жила где-то в подсознании у него мысль о завтрашнем вечере. И если он не осознавал ещё предательства по отношению к своей бывшей школе, к своим товарищам, то всё-таки было в душе чувство недовольства собой.