Федор Андрианов - Спроси свою совесть

Поезд остановился, и Женька сошёл на деревянную площадку, заменявшую здесь перрон. Вокзала как такового не было, так, небольшой деревянный домишко с двумя комнатами: одна для дежурного, в другой стояли для пассажиров два деревянных дивана с высокими спинками, на которых четко выделялись три буквы — МПС, значение которых разгадывалось просто: министерство путей сообщения. В стене из соседней комнаты прорублено окошечко — касса.

День, проведённый Женькой Курочкиным на этой станции, показался ему одним из самых длинных в году. Весь станционный посёлок состоял из нескольких десятков домов, расположенных на трёх улицах, которые Женька обошёл за полчаса. Вернулся на станцию, постоял на перроне, провожая глазами проносящиеся мимо поезда. Они здесь не останавливались, но к каждому выходил из станционного здания дежурный с белым кружком и стоял до тех пор, пока мимо него не промелькнет хвостовой вагон. Затем дежурный уходил в свою комнату, и снова станция погружалась в тишину.

— И как тут люди живут! — удивлялся Женька. — Да здесь с тоски подохнуть можно!

Он ещё раз обошёл посёлок. Потом пообедал в местной столовой. И хотя суп был довольно-таки наваристый, да и котлеты настоящие, мясные, не то что городские — наполовину из хлеба — обед ему не понравился. Может быть, потому, что в зале — низкой тёмной комнате с тремя столиками, с маленькими окнами и крикливой пышной поварихой, бывшей одновременно и буфетчицей — было неуютно, а, может быть, просто потому, что не было аппетита.

С трудом дождался он возвращения пригородного поезда. И к дому от вокзала шёл ускоренным шагом. Только у самой двери остановился. А потом решительно, словно в холодную воду, шагнул вперёд. Но дома всё было в порядке, никто за ним не приходил, никто его не спрашивал.

На следующий день Женька решил выбрать станцию покрупнее, хотя и подальше. Но всё оказалось похожим: так же томительно тянулось время, так же сыпал с неба мокрый снег пополам с дождём, и даже в столовой, казалось, был тот же самый суп и те же котлеты с тёмной сладковатой картошкой. Пожалуй, только тревога при возвращении домой была не такой острой, как накануне.

Поразмыслив, Женька решил на третий день никуда не ездить. Он бродил по улицам своего города, заходя иногда в такие уголки, о которых раньше даже и не подозревал. Так на одной из табличек он прочитал название улицы «Красивая» и покачал головой, удивляясь оптимистической выдумке человека, давшего улице такое имя, потому что ничего особенно красивого, кроме самого названия, на этой улице не было.

И ещё одной новой стороной открылся перед Курочкиным родной город. Куда он ни забредал в своих странствиях, в какой конец города ни уходил, везде он натыкался на строительные площадки. В одном случае это были ещё только котлованы, в другом — едва поднявшиеся над землёй стены нового здания, в третьем — уже построенные дома, смотрящие на людей иногда ещё пустыми, а иногда уже застеклёнными глазницами окон. И повсюду, как указательные знаки, гордо вскинутые стрелы подъёмных кранов.

Город рос и вширь и ввысь. Почти все новые здания были четырёх-пятиэтажные, а в самом конце главной улицы величаво поднялись девятиэтажные дома и словно всматривались сверху в открывающуюся перед ними перспективу города.

Может быть, в другое время это строительство восхитило или просто удивило бы Женьку, но теперь он полностью был поглощён своими переживаниями, и его сознание только бесстрастно фиксировало происходящие перемены.

Так в бесцельных скитаниях по городу провёл Женька Курочкин ещё два дня. И наконец каникулы кончились! Наступило первое апреля. Никогда ещё раньше Женька не был так рад этому дню. Ему казалось, что как только он придёт в школу, окажется среди своих старых школьных товарищей, всё снова придёт в норму, встанет на свои места, забудутся горести и тревоги, и он снова станет прежним Женькой Курочкиным, весёлым, остроумным и беззаботным.

Но оказалось, что он глубоко ошибся. Нет, внешне всё было именно так, как он себе представлял: шумная встреча, школьные друзья, весёлые шутки и безобидные розыгрыши — всё было по-прежнему, ничего не изменилось. Только в душе Женьки произошёл какой-то перелом. Он шутил вместе со всеми, старался казаться таким же весёлым, как все, но настоящего веселья, а тем более беззаботности у него не было.

И на уроках не приходило успокоение. Всё, что говорили учителя, казалось ему таким далёким и мелким от того, что произошло с ним.