Алексей Ельянов - Просто жизнь

Как черная гора, возник на склоне за перевалом знакомый сарай для разделки рыбы. Дорога пошла круто вниз, ботинки гулко постукивали каблуками под сводами деревьев, темнота сгущалась с каждым шагом, от ее густоты тяжелее стало дышать. „Может, вернуться? Кто знает, что там… Какая-то мистика — этот обязательный ночной приход…“ И все-таки Петр шел в сторону кладбища.

А вот и болотце. Тут где-то лежат старые доски. Но темнота и осока скрывали их.

— Джек, ты где? Иди вперед, — сдавленным голосом произнес Петр.

Собаки рядом не оказалось, ее не было, даже когда он негромко свистнул. Потом засвистел посильнее — и тоже никого.

— Ты что же это, оборотень… — пробормотал Петр, едва справляясь с ужасом, который, как холод, начал заполнять его грудь. „Наверно, собака впереди, на могиле Деда“, — успокоил себя Петр. Ногами пошарил в траве, ища переход, оступился и влез во что-то сырое, вязкое, хлюпающее. Резким прыжком дернулся, выпрыгнул и круто повернул домой.

Сердце колотилось, как загнанное, Петр зашагал быстрее и быстрее, почти побежал обратно в гору, но вдруг остановился. Лес кругом, ну и что? Болотце… ну и что? Кладбище… ну и что? Двадцатый век… Мне уже скоро тридцать, а я, как мальчишка, не могу сделать, что хочу. А я хочу, да, хочу постоять ночью над могилой Деда. Неизвестно, когда я еще сюда приеду. А собака, этот оборотень… она там, она преданнее и смелее людей».

И решительным шагом Петр направился на поиски мостика. Он оказался чуть-чуть в стороне от трухлявого пня, узкий, но вполне заметный, стоило только приглядеться. При более ясном уме и глаза стали зорче.

Петр перебрался через болотце, вышел на пригорок. Деревья расступились, вновь показалось небо, и крошечная, немигающая белая точка поплыла в просветленной вышине. «Что же это такое? Комета? Но где ее хвост? Звезда? Но почему так медленно и не сгорает? Да это же самый обыкновенный космический корабль, летательный аппарат», — обрадовался и осмелел пораженный Петр, будто это он сам пролетел сейчас по небу над планетой, затерянный, почти неприметный во Вселенной, плыл, радуясь, гордясь таким огромным, уютным домом землян.

Петр испытывал братскую, нежную любовь к тому человеку, который летел над ним, тоже, быть может, преодолевая страх и неизвестность.

Петр шагнул под свод старых елей. Великаны тяжелыми ветвями преградили путь. Его окружила густая, прохладная тьма, остро пахнущая смолой. Темнота обняла, сдавила, пропало чувство реальности, — такое было однажды с Петром, когда он в детстве оказался в сырой пещере, один, без света. Вокруг никого, и все-таки он будто не один — со всех сторон было нечто… оно выжидало, затаившись. Петр перестал дышать, он больше не чувствовал ни рук своих, ни ног, тело его растворилось в тяжелой вязкой густоте. А сам он сжался, уменьшился до размеров точки, звездочки или костерка, но и этот крошечный, необычайно жаркий огонек сознания постепенно затухал, слеп и немел, окруженный ужасом. Петр приказал себе — стоять, смотреть, думать, видеть… И свет его внутреннего огня начал разгораться, освещать все изнутри и снаружи.

Глядели на Петра кресты, покосившиеся над замшелыми коробами, прочно стояли на разлапистых основаниях деревья, подпирающие небо, из небольшого круглого разрыва над ветвями вновь показались звезды. А внизу под нами — поляна. Пригнувшись, чтобы сучки не попали в глаза, Петр направился дальше. Шел быстро, спотыкаясь об углы коробов, о камни. И вдруг ударился плечом. «Похоронные жерди», — промелькнуло в сознании, и почти одновременно с их падением рухнул он сам на что-то мягкое, колючее и теплое. И долго не вставал, ошарашенный внезапным падением, треском сломанных сучьев и ужасом — как будто вот-вот на него должно было упасть гигантское дерево.

Но тихо вокруг, мягко, спокойно было лежать на сухом, шершавом холме. Снизу отчетливо виделись кресты и деревья. По рукам, лицу и шее кто-то начал ползать, щекоча и покусывая, и вдруг обожгло пальцы и щеку. «Муравейник!»

Да, это были самые обыкновенные мураши. Близость деятельной жизни тысячи энергичных существ взбодрила Петра. Он даже улыбнулся, привставая и отряхиваясь, не чувствуя больше ни страха, ни боли от укусов. Огляделся по сторонам, увидел свежий холм, сосновый светлый крест, который нес недавно, и две жерди, упавшие от случайного прикосновения. Петр их поднял, поставил на прежнее место к стволу ели, постоял, подумал: «Теперь все беды его перейдут ко мне… Ну и пусть. Это людские наши земные беды, без них, как и без забот, — нет жизни. И если вправду есть судьба, испытания, которые придут независимо от моей воли, — должна быть и справедливость, которая придаст мне сил для преодоления всего…»