Георгий Садовников - Суета сует

Я вспомнил обещание Елочки. Она придет в общежитие, и мы отправимся в загс. Но какое значение теперь это имеет? Если не увижу Кирилла, Елочка вряд ли будет нужна мне. Я не колебался.

Ребята ушли. Я быстро оделся и схватил полотенце. Но умыться не успел. Вошел медик Жуков. Вокруг его глаза был синяк. Жуков нес его, как монокль, что придавало ему слегка надменный вид.

— Еще? — спросил я с угрозой.

— Нет. Достаточно. Лучше скажи, где Кирилл, — пробубнил Жуков невнятно и придержал рукой челюсть.

— Не знаю!

— На вокзале?

— Не знаю!

Мне дорога каждая минута. Под вопросом смысл моей жизни. А медик не собирается уходить. Он сел за стол. Устроился поудобней.

— Любопытный диагноз: двойной перелом челюсти, — сообщил Жуков.

— Сказали врачи?

— Сам установил. Первый случай в моей практике.

— Что ты хочешь?

— Я перебрал десяток вариантов. Думал треснуть тебя палкой из-за угла. Отбросил. Не пойдет. Не тот эффект. Поэтому решил взять монетой. Гони восемьдесят рублей. По сорок рублей за перелом. По прейскуранту. Я не спекулянт.

Остальное он не договорил. Иначе он устроит скандал. Он ведь знает, что благодаря отлично тренированным нервам я избегаю скандалов. Более удобного времени для вымогательства он не смог бы найти. Мне нужно избавиться от него и успеть на вокзал. Я отдал деньги, отложенные на юбку. Свой последний козырь. Черт бы побрал этого Жукова!

— Это — дело, — сказал Жуков, пряча деньги. — Признайся, я потряс почву, на которой ты чувствовал себя довольно прочно, а? Не правда ли?

Заросшая самодовольная физиономия, ей не понять, что сейчас у меня есть более важное дело.

— Взял и ступай!

— Деньги, деньги я отдам Кириллу. Понадобятся до первой зарплаты, — добавил Жуков, уходя.

Пока я бегал в умывальник, в комнате появился Сусекин. Он забрался на стул и перебирал хлам, валявшийся на шифоньере.

— Слыхал? Гусаков улетел в Среднюю Азию. Но мы его там найдем! — сказал Сусекин, доставая портфель Коровина.

— Все помешались на Гусакове.

— А ты безмятежен, как всегда?

— Специальная тренировка. Имей ты мою выдержку, давно бы стал чемпионом страны.

— Сомневаюсь. Скорее наоборот. Не взял бы и третий разряд.

— А меня побороть не в силах.

— Да. Я боюсь тебя, потому что ты очень спокойный. И не могу бросить через бедро. Ты спокоен, как эта стена. Ты внушаешь страх.

Он посмотрел на меня, и вдруг его глаза странно сверкнули. Он прошептал:

— А что, если попробовать еще раз? — и спрыгнул на пол.

Я все понял и усмехнулся:

— Пробуй, пробуй.

Это произошло мгновенно. Я не успел сделать подножку — железные клещи подняли меня в воздух и затем уложили на пол. Я ощущал пол каждой клеткой спины.

— Выходит, это просто, — сказал Сусекин счастливо.

Я рванулся. Случившееся казалось мне недоразумением.

— Пусти!

— Ну, ну, лежать!

Он поспешно припечатал мои лопатки к холодному полу. Какое твердое вещество дерево! Никогда не думал.

Скрипнула дверь. Голос Коровина спросил:

— Что ты делаешь с ним?

— Выдавливаю раба. По капле, как из тюбика. Раба эгоизма. Раба равнодушия.

При этом он больно давил на ребра.

— Отпусти его. Времени в обрез. Ты нашел тару для учебников?

Сусекин поднялся. И забыл про меня. Будто я навсегда исчез из его жизни.

— Предлагаю твой портфель. Он подойдет, — сказал Сусекин.

— Вполне, — отозвался Коровин. — Не зря я его разнашивал. Сюда влезет дюжина книг. И конспекты.

Для них я не существую. Они даже смотрят сквозь меня. Но мне тоже не до них. Я поднялся и выбежал на улицу. На троллейбусную остановку я подоспел вовремя. Троллейбус тронулся, но задняя дверца еще открыта. Я на ходу прыгнул в троллейбус, и дверцы тотчас сошлись за моей спиной. Потом я бежал по перрону. Я не знал, в каком вагоне Кирилл. Но он сам дал знать о себе. Его голос разнесся по всему вокзалу. Он ругался с начальником поезда в тамбуре шестого вагона. Я будто споткнулся. Я понял: Кирилл жив. Он не уничтожен. Осталось узнать: а как же я? Жив или нет меня? Или мне одна дорога — в компанию привидений? Или, может, между нами ничья?

Я медленно подошел к шестому вагону. Позвал Кирилла жестом. Он сошел на перрон.

— Не угомонишься?

Мой голос прозвучал достаточно мягко.

— А ну их! — Кирилл огорченно крякнул. — Половина поезда пустая. Так они согнали всех в два-три вагона. Устроили баню. Убирать им лень.

— Успокойся. Видишь, распущенность не доводит до добра. Вот и приходится тебе уезжать. Жаль ведь уезжать? Признайся!