Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

Я сказал Петру:

— Этот колхоз хочет первым войну начать.

И он был вынужден согласиться с моим утверждением, хотя тут же принялся оправдываться, виновато разводя руками:

— Что ж поделаешь, Алексей Матвеевич? Ведь каждому не терпится скорей кости свои в землю сложить. Вон та бригада, например, чего ради старается, обгоняя других, как вы думаете? Не догадываетесь? Да чтобы успеть раньше всех кинуться на другие страны. А тот старик зачем яблоню сажает? Разгадка проста: чтобы приготовить пищу для водородной бомбы. Обидно, если она упадет на пустое место, ничего не уничтожив. А там вот новый дом строят, на окраине деревни. Молодожены, наверно. Тоже торопятся возвести скорей свое новое жилище, чтобы успеть подставить его под огонь.

Начав с такой откровенностью свои признания в злых намерениях России, молодой Петр уже не пытался больше скрывать ничего, продолжая такого же рода разоблачения на всем нашем обратном пути к станции, куда нас подвезли на колхозной лошади, затем в поезде. Оказывается, все включалось у них в единый военный план, что только виделось по обе стороны дороги: и дома, и деревья, и стога сена, и канавы, и даже старый бурьян. Каменные дома у них строились для того, чтобы их потом было удобнее разбирать на кирпичи, которыми они собирались забросать Финляндию. У деревянных домов для той же цели укладывались в стены бревна. А железнодорожные мосты они предполагали сбрасывать на Хельсинки целиком. Вот какие страшные дела готовили они против нас. Да, Юсси, ты недаром таил против них такое подозрение. Все предсказанное тобой я увидел своими глазами.

В Ленинград мы прибыли в одиннадцать вечера и от вокзала пошли по Невскому проспекту пешком. Недалеко от вокзала в одной из боковых улиц я заметил свежие ямы, выкопанные вдоль панелей, и кивнул на них Петру. Он понял, что бесполезно пытаться что-нибудь от меня укрыть, и признался, таинственно понизив голос:

— Это для дальнобойных орудий. А вот и одно из них.

Я обернулся и увидел грузовую машину с лебедкой, которая удерживала на весу крупное дерево, еще покрытое наполовину зелеными листьями. Машина остановилась. Лебедка приподняла дерево повыше и опустила его корнями вниз в окоп. А за этой машиной уже подползала другая, с таким же деревом. А за ней — еще две. По всему городу проделывали они с деревьями такие военные операции в этот воскресный день. А так как осенний день короткий, то прихватили заодно и вечер.

Да, это было подозрительное дело. Именно такими вещами занимаются люди, когда они готовятся напасть на другие страны. Они воздвигают новые многоэтажные дома на месте прежних, разваленных чьими-то бомбами, воздвигают и отделывают их красивыми красками, чтобы подставить в обновленном виде под новые бомбы, от которых им так не терпится разлететься скорее в дым вместе с этими домами. Они сажают в городе деревья, украшают цветами городские скверы и подоконники, прокладывают по городу подземные электрические пути и газовые трубопроводы, заливают асфальтом улицы и укрепляют набережные. А в далеких степях и пустынях выращивают леса, роют канавы и строят электростанции, чтобы родились новые зоны жизни, удобные для разрушения. Чем же еще, как не этим, заниматься людям, готовящим всему остальному миру войну?

Но меня занимала не только их подготовка к войне. Кое-что другое тоже проникло мне в сердце и не хотело оттуда уходить. Чернобровая крупная женщина стояла перед моими глазами, поправляющая обнаженной до плеча рукой свою тяжелую прическу. Кто она была, эта женщина, жившая в деревне? И почему не появился ее муж ни к завтраку, ни к обеду? Он был, конечно, рослый и красивый мужчина — за некрасивого такая женщина не пойдет в годы девичества. Но почему он не показался? Дочь ее, кажется, упоминалась в разговоре, хотя и пропадала где-то весь день. Но почему не упоминался муж? Вот что меня интересовало.

Жила она, эта женщина, кажется, неплохо. Я хорошо запомнил гору картофеля возле ее крыльца и все то, что было сказано по поводу остальной платы за их трудовые дни. Но мне нужно было выяснить еще кое-что. И это я держал в голове, садясь на следующий день вечером с Иваном Петровичем за шахматную доску. Для начала я сказал ему, расставляя на доске фигуры:

— Вот я и повидал вашу деревню.

Он ответил:

— И хорошо сделал, Алексей Матвеевич. Почаще тебе надо ездить, а главное — помнить свое прямое назначение.

Я не понял:

— Прямое назначение?