Евгений Белянкин - Садыя

— Вы, кажется, работаете над автоматизацией?

— Да, но я…

— Я готова. Пойдемте.

Приближались Октябрьские дни. Садыя не представляла себе, что поставить памятник в городе нефти будет труднее, чем, например, построить дом. Приложив все усилия, она, наконец, добилась всего необходимого. Скульптуру по частям привезли из Бугульмы; но не было мастера. Нашли, правда, а он оказался всего-навсего посредственным художником, поверхностно знакомым со скульптурными работами. И тогда Садыя позвонила Андрею Петрову:

— Андрюша, как ваш там, жив?

— Тюлька-то?

Так Тюлька получил почетную и ответственную работу. Каждое утро по пути в горком Садыя заходила на площадь; Тюлька молча кивал головой, сосредоточенный, чинный и серьезный, как шутили на буровой, «на одном гоноре вокруг Земли два раза обежит»: Тюлька действительно польщен порученным ему делом; из кожи лез, старался. Художник, болтливый, с ленцой, сразу забеспокоился, попав под жесткое Тюлькино начало.

— Я все твои кишочки на палец накручу, но все сделаем к сроку.

— Разве это срок, — оторопело мигал художник, — разве в этот срок можно сделать что-нибудь солидное? Художественное произведение это прежде всего — время. Оно дает возможность выносить, перечувствовать.

— Не сопи! — обрывал его Тюлька, сшибая с художника весь «интеллигентский лоск». — Запомни, еще раз побежишь в горком… мне плевать, жаловаться ты бегаешь аль портянки сушить. Я слово дал товарищу секретарю, и душа вон из тебя — выдержу! Так-то. Мокрое пятно из тебя сделаю, но… — Сердитое лицо Тюльки светлело: —Эх ты, мозга! Секретарь — друг нашей буровой, понял? Мне бригадир сказал: «Умри, Тюлька, но если подведешь бригаду Андрея Петрова, не возвращайся. Как хочешь, а путь к отступлению у тебя закрыт».

И Тюлька добродушно добавлял пару ругательств.

А тут ненароком подвернулся Балабанов, — знаком был с художником, и еще более поддал жару своим красноречием: дескать, как с Тюлькой, весело? Живодер, людей, как рыбу, потрошил. Десятка два на тот свет отправил.

Художник, напуганный Тюлькиным прошлым, серьезно обеспокоился. Куда делось желание философствовать! И работа пошла споро. Откуда такая прыть взялась! Но ненужная поспешность подручного злила Тюльку:

— Не егози; что как на гвоздь сел?

Жесткий взгляд приковывал бедного к месту.

Художник не чаял вырваться из-под власти басурмана. Дни считал по пальцам. «Вот попади порядочный человек такому в руки…» Художник считал себя порядочным человеком.

В последние дни он неимоверно хотел спать. А Тюльке хоть бы хны — сон как рукой сняло:

— На день раньше надо кончить!

И Тюлька потребовал остаться на ночь. Привыкший к тяжестям в работе на буровой, Тюлька не понимал художника; если надо — в жилу вытянись, а сделай.

Рано утром были закончены основные работы и поставлены лампы для сушки. Тюлька, ощущая, как все внутри у него горит от радости и удовольствия, обошел вокруг памятника. Ленин в простой и величавой позе был обращен лицом к центру города. Долго стоял Тюлька. Прищур глаз, застенчивая улыбка, бородка, широкий лоб. Ленин, великий Ленин, тот самый, которого мальчишки любят рисовать. Тюлька почему-то почувствовал себя очень хорошо, — хорошо, как никогда.

— Ах, мать честная, душу радует, — вдруг сказал он художнику. И пояснил: —Очень хорошо.

До обеда Тюлька спал в хозяйственной комнате горкома. Садыя запретила будить. А когда Тюлька выспался, позвала к себе:

— Пока ты спал…

— Ничего, продрых.

— Все я видела и не знаю, как поблагодарить. Спасибо — мало, я думаю, премию надо сообразить.

— Я ничего не возьму, — отрезал Тюлька, смущенный и удовлетворенный.

Садыя задумалась.

Тюлька помялся-помялся и вдруг — куда робость делась — попросил:

— В бригаду позвоните, мол, так и так. А обо мне, дело ваше, как хотите, так и валяйте. Я партийное задание выполнил.

Оставшись одна, Садыя старалась что-то понять в характере Тюльки.

Конечно, она права. Современного человека уже нельзя уложить в привычную опоку. Он шире и многограннее, и в то же время индивидуальнее. На больших стройках трудно заниматься отдельным человеком. Преобладают массы. Они, горком, пока исходят только из потребностей массы и совсем почти не учитывают единицу, человека в отдельности, со всеми его запросами. Завтра не отделаешься общим, завтра потребуется частное. И еще потому частное необходимо, что на стройке среди настоящих людей много материала, из которого еще надо лепить человека настоящего.