Владимир Архипенко: Ищите связь...

— Скажите, адмирал, кто у вас командует Балтийским флотом?

— Не задавайте колких вопросов, коллега!

— Но все-таки, все-таки… Вы же морской министр. Кому, как не вам…

— Да оставьте вы, ради бога, этот тон! Если уж вам хочется четкого ответа, так извольте: сейчас командуют флотом Центробалт, большевики, комиссары, комитеты. Достаточно?

— Благодарю за откровенность, Дмитрий Николаевич. Хоть вы-то смотрите правде в глаза. Так ответьте еще на один вопрос: что будет, если «Аврора» действительно откроет по Зимнему огонь?

— Что будет? Известно что — от Зимнего клочья полетят.

— Бог мой, бог мой! Кто мог думать, что доживем до такой ситуации — члены законного революционного правительства под огнем флотских пушек!

— Это вы так считаете, что революционного. У них свое мнение. Революция там — за этими стенами. А здесь, в Зимнем, как говорят французы: сов ки пё (спасайся кто может).

— Вы еще шутите в такой миг! Но когда же, когда мы упустили контроль, выпустили события из рук? В марте? В июле? После корниловского мятежа? Когда матросов и офицеров разделила глухая стена?

— Э, коллега! Вон вас куда потянуло… Не ко времени этот разговор, но только скажу вам, что стена, о коей изволите говорить, куда раньше возникла. Сами мы ее и возводили. А если о флоте говорить, то у матросов путь к осаде Зимнего не сегодня и не вчера начался. «Потемкин» еще в девятьсот пятом был. Потом «Очаков», «Память Азова», восстания в Свеаборге, в Кронштадте, во Владивостоке. Если все считать, со счета можно сбиться. А вы спрашиваете «когда». Да еще пять лет назад — в девятьсот двенадцатом году корабли Балтфлота чуть было не пришли в Неву под красными флагами. Может быть, только случайность и помешала тогда.

— Ах, Дмитрий Николаевич! Не до истории сейчас…

— Так сами же на этот разговор натолкнули. А без истории и нынешнее не понять. Так-то, господин министр иностранных дел!

— Едва тебя разыскал, Серега! Вместе теперь будем Зимний брать.

— Да ты что же, голова садовая, никак со съезда сбежал? Зря, что ли, мы тебя делегатом выбирали от Балтфлота?

— Да никуда не уйдет съезд. Еще и на завтра хватит заседать. И к тому ж, пока Зимний не возьмем, никаких резолюций не будет. А я, может, этого часа все пять лет каторги ждал. Не пробились мы сюда в девятьсот двенадцатом — так теперь уже никто нас не свернет. А помнишь, Серега, как тогда в Гельсингфорсе ты говорил: «Содрогнутся под жерлами орудий царские дворцы и троны»? Здорово! До сих пор ведь я не позабыл. Вот и дождались.

— Царский трон еще в феврале — тю-тю…

— Так это формальный момент, Серега! А главное-то сегодня решится. За это главное-то мы голов своих не жалели, по тюрьмам да каторгам мыкались.

— Да, есть что вспомнить!

— Да… Вот сейчас тут у нас, погляди, какая силища собралась — рабочие, матросы, солдаты. Тысячи! А из Зимнего защитнички все бегут и бегут, осталась юнкеров горстка. Я так думаю, что, когда сигнал дадут — мы их мигом сомнем. Но ведь в нашей победе неминучей и та кровь зачтется, что раньше была пролита. Сколько же мы народу потеряли, пока сюда дошли! А ежели о товарищах говорить, то больше всего помню Думанова. Человек был какой! Перемололи его тогда жандармские жернова…

В 1911—1912 годах в Гельсингфорсе действовал подпольный Военно-революционный комитет, состоящий из десятка рабочих-большевиков, ведущих революционную пропаганду среди моряков Балтийского флота.

Штат расположенных в Гельсингфорсе Финляндского жандармского управления, Гельсингфорсского жандармского отделения, Свеаборгской крепостной жандармской команды в 1912 году насчитывал: полковников — 1, подполковников — 3, поручиков — 1, ротмистров — 2, вахмистров — 5, унтер-офицеров — 67, переводчиков — 3, писарей — 4.

Рейд, где стояли броненосные корабли российского императорского флота, был совсем недалеко от облицованной гранитом набережной Гельсингфорса, и поэтому с берега легко было разглядеть палубные надстройки, темные раструбы вентиляционных труб, круги иллюминаторов, линии лееров над бортами, черные неподвижные фигурки часовых возле повисших кормовых флагов. Когда со стороны моря налетал порыв студеного режущего ветра, складки флагов оживали, расправлялись, начинали струиться по воздуху, и тогда на белых полях полотнищ отчетливо проступали перекрещенные синие полосы.