Начав говорить, он все время чувствовал, что матрос неотрывно смотрит на него, и постепенно Небольсин начал закипать, хотя и без того был взвинчен. Казалось ли ему, или это было на самом деле, но только во взгляде матроса была уже не враждебность даже, а скорее насмешка. Командир стал беситься не на шутку, и голос его, как он сам с ужасом заметил, сорвался на визг.
— Всех выловлю! — кричал Небольсин. — Властью, данной мне государем императором, уничтожу подлецов-бунтарей, искореню всех мерзавцев… очищу корабль!
Он запнулся, помолчал, собираясь с мыслями, и снова взглянул на высокого матроса, чьи карие глаза и впрямь глядели насмешливо и дерзко, сбивали с толку капитана первого ранга, уводили его мысль куда-то в сторону. Лишь большим усилием воли Небольсин подавил неприятное ощущение и сумел закончить свою речь довольно твердо.
— Линейный корабль «Император Павел I» не может опозорить своего имени. Я не пожалею ни времени, ни сил для того, чтобы он стал примером и образцом для всего императорского флота!
Но глаза высокого матроса по-прежнему были насмешливы. Вообще во всей позе матроса чувствовалась смелость, бесшабашная отвага, все подчиняющая себе сила воли. Небольсин сказал еще что-то перед строем и, повернувшись, сутуло пошел в свою каюту. И теперь даже спину жег взгляд нового матроса.
* * *
Не может человек заглядывать в будущее, не может предвидеть ни своей собственной судьбы, ни судеб других. И никак не мог капитан первого ранга Небольсин, излагавший матросам свои планы борьбы с крамолой в памятный для него день 11 июля 1912 года, предвидеть, что жизнь безжалостно развеет все его благие пожелания очистить корабль от бунтарей.
Да и откуда было ему знать, что ни жестокими наказаниями, ни угрозами не удастся вселить страх в сердца матросов, сломить волю к борьбе. Откуда было знать ему, что аресты товарищей и неправедный царский суд над ними станут для матросов серьезным уроком, но совсем не в том смысле, на который он надеялся. Они запомнят этот урок и поймут, как мешает борьбе стихия и как важна в ней организация. Это об их судьбах тревожился Ленин в письме Горькому на Капри («Организации нет, — просто плакать хочется!!»), и они создадут организацию — сплоченную, твердую, умеющую повести команду за собой.
Небольсин заявил им о том, что сделает корабль образцовым для всего флота. И действительно корабль стал образцом. Но сделали его таким матросы-большевики. 3 марта 1917 года взвилось на мачте «Павла I» красное знамя восстания, дав сигнал к выступлению всех команд гельсингфорсской эскадры. После победы матросы зубилами срубили на корме буквы ненавистного названия, поставив взамен новые. Корабль под именем «Республика» стал оплотом и цитаделью большевизма на Балтике и от Февральской революции до Октябрьской вел за собой команды всех боевых кораблей Балтийского флота. Его экипаж дал победившей Советской власти командиров и комиссаров матросских отрядов, секретарей партийных комитетов, председателей уездных и губернских исполкомов, начальников Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, руководителей предприятий и учреждений…
Но даже если бы он дал волю безудержному полету фантазии, мог ли предвидеть все это капитан первого ранга Небольсин? Да и кому пришло бы в голову, что молодой кареглазый матрос Павел Дыбенко, который так сверлил его своим взглядом во время выступления, станет через пять лет признанным вожаком балтийцев и что в октябре 1917 года В. И. Ленин поручит именно Дыбенко быть народным комиссаром по морским делам, и займет матрос в Адмиралтействе тот самый кабинет, который служил морским министрам Российской империи…
Но все это только будет. А сейчас, жарким июльским днем, стоял по стойке «смирно» матрос 2-й статьи Дыбенко и смотрел на разбушевавшегося командира. И плечом к плечу стояли рядом с ним сотни матросов экипажа — безмолвные, но полные ярости нижние чины императорского флота.
А на другой день линейные корабли «Император Павел I», «Цесаревич», «Андрей Первозванный» и «Слава» покидали ревельский рейд. Выстроившись кильватерной колонной, они взяли курс на вест. Головным, как всегда, шел «Павел». Свежий, все более крепнущий ветер развел волну, и бронированные громады шли над седым морем, тяжело покачиваясь. К вечеру низкие тучи полностью закрыли небосвод, сразу потемнело.
Освободившийся после вахты матрос 2-й статьи Павел Дыбенко, держась за леера, пытался в наступившей темноте разглядеть, как бежит вдоль борта к корме пенистая вода, ему сегодня по душе были ухающие удары волн в борт; каскады брызг над палубой. Матрос не заметил, как кто-то подошел к нему сзади, и поэтому вздрогнул, когда на плечо легла рука. Обернувшись, узнал электрика Малыхина — друга арестованного двое суток назад Сергея Краухова. Лицо его стало строгим, суровым.
Читать дальше