— Вопрос еще напоследок будет! — пробасил кочегар с «Цесаревича». Сергей хорошо знал его по прежнему месту службы и понял, что вопрос будет непростой. И действительно, кочегар спросил:
— А правильно ли мы решили офицеров в живых оставлять? Может, пересмотрим это дело?
— Ну и вылез напоследок! — в сердцах сказал Ярускин. — Какого черта опять возвращаться к тому, что уже решено большинством? Постановили же: офицеров обезоруживать и запирать в каютах. Кончать только тех, кто стрелять попытается. С такими, действительно, не церемониться. И давайте так, товарищи, условимся — революционная дисциплина должна быть покрепче, чем служебная царская. Раз мы постановили — значит, баста! Никаких отклонений. Понятно?
— Понятно! — недовольно пробасил кочегар. — Это я так… Уже и спросить нельзя…
— По спросу и ответ! — засмеялся кто-то.
Из леса к пристани возвращались по одному, по двое. Сергей пошел вместе с Ярускиным. По дороге вспомнили о Косте Недведкине. Вот кто нужен был бы сейчас с его опытом, редким умением воздействовать на людей. Но с того памятного дня он словно в воду канул. Прошло уже две недели, а его исчезновение так и осталось загадкой.
От корабельного писаря они уже знали, что Недведкин упомянут в приказе как дезертировавший со службы и что объявлен его розыск…
В то же самое время, когда Краухов и Ярускин вспоминали пропавшего товарища, фамилия Недведкина была произнесена в отдельном кабинете гунгербургского ресторана, где встретились за ужином старший офицер линейного корабля «Павел I» Миштовт и ротмистр Эстляндского жандармского управления Шабельский.
Впрочем, тот, кто не знал Шабельского в лицо, вряд ли мог заподозрить в этом элегантном, одетом в серый костюм господине жандармского офицера. Стась сидел за столом, небрежно облокотись о бархатную спинку дивана, курил дорогую гаванскую сигару.
— И с тех пор никаких вестей? — спросил он у собеседника.
— Представьте себе — ничегошеньки…
— Да, улизнул негодяй. И ведь, между нами говоря, ускользнул от самого опытного нашего филера. Теперь уж дело прошлое, и могу вам доверительно сказать, что Недведкин потому и не вернулся на корабль, что понял, что за ним следят, и не хотел, чтобы через него до других добрались… Надеюсь, вы взяли под наблюдение тех матросов, с которыми он более других общался?
— Разумеется. Хотя, если сказать откровенно, связи его почти не прослеживаются. Очень уж осмотрителен был. Общался со многими, но ни с кем особо не дружил. Пожалуй, из всех матросов был близок с электриком Крауховым. На наш корабль этот матрос прибыл в апреле. А кстати, ротмистр, могу подарить вам одну идею. Право же, может пригодиться…
— Любопытно.
— У Краухова родители живут в Петербурге. Не попытался ли Недведкин искать помощи у них?
— А что? — протянул Шабельский. — Не лишено основания. Благодарствую от души. Эту версию стоит прощупать. Ну а что новенького в настроениях экипажа?
— Боюсь, что на этот вопрос ответить не так-то просто. Мне кажется, события приобретают нежелательный оборот. Не далее как сегодня утром мой агент донес, что два дня назад электрик Панин и комендор Королев беседовали о возможности приобретения оружия.
— Сведения поступили только сегодня? — быстро спросил ротмистр, сделав пометку на листке бумаги.
— Раньше у него не было возможности встретиться со мной с глазу на глаз. К тому же, как он уверяет, ему хотелось разузнать дополнительно кое-какие подробности…
— Любопытно, любопытно… И что еще?
— Еще агент сообщает, что в последние дни матросы стали часто собираться группами, о чем-то шепчутся. Впрочем, это и без агента заметно… А вот сегодня здесь, не берегу, как прослышал агент, должно состояться подпольное собрание.
Шабельский бросил взгляд на циферблат висевших на стене часов, снова сделал пометку на бумажке.
— К сожалению, — продолжал Миштовт, — я узнал об этом совсем незадолго до нашей встречи. Однако же агент обещал дать назавтра дополнительные сведения. Если будет что-то важное, то сообщу вам немедленно. Кстати, завтра мы выходим на стрельбы и после учений возвращаемся всей бригадой на ревельский рейд.
— Значит, в Ревеле и встретимся… А теперь мне пора. Последний вопрос: за ужин будем расплачиваться по обычаям Руси или же по-немецки?
— Боже мой, какая мелочь! — махнул рукой Миштовт. — Оставьте все на меня, о чем говорить…
— Обезоружен любезностью. Очень благодарен-с! Честь имею.
Читать дальше