Василий Еловских - На Сибирском тракте

«Новый бы клуб построить, соседи вон какой отгрохали», — горестно подумал Андрей Евдокимович и неожиданно вспомнил, как прошлой весной приезжал хозяин дома, в котором сейчас школа. Когда этого мужика раскулачивали, он ругался и плакал, а теперь посмеивался, говорил, что живет в городе барином, и все приставал: «Чего вы школу новую не построите, — стока ребятишек».

У сцены стоял Иващенко и донимал заведующего клубом:

— Почему так холодно?

— Ничего… Надышат — и потеплеет, — неторопливо отвечал заведующий.

— Да вы что, смеетесь, что ли? Почему помещение не подготовлено к собранию?

— Вы же знаете, Анатолий Иосифович, что это здание в стужу никак не обогреешь.

— Надо было хорошенько протопить печи утром и вечером.

— Не будет же уборщица дежурить здесь круглые сутки.

— Отчетно-выборные собрания созываются не каждый день. И можно было кого-нибудь попросить на помощь. Эх, бить вас некому! А почему мало скамеек в зале? Это же такое плевое дело — сделать скамейки. Мы ж с вами как-то говорили об этом.

Приехал первый секретарь райкома партии Сорокин, молодой полный мужчина с пышной шевелюрой, одетый в щеголеватый полушубок и с разноцветным шарфом на шее. Он чем-то напоминал не то артиста, не то журналиста, и Андрей Евдокимович с грустью подумал, что из старых руководителей района, весьма серьезных, порой даже суровых, одетых в кители с отложным воротником, называемые в народе сталинками, почти никого не осталось, все подевались куда-то.

Сегодня Сорокин разговаривал сухо-вежливо, ни разу не улыбнулся, не оживился, чего с ним обычно не бывало, и у Андрея Евдокимовича заскребли кошки на сердце. Будто сговорившись с Иващенко, Сорокин сказал:

— Сидений мало. Где людей размещать будете?

Андрей Евдокимович вышел на крыльцо покурить. Ему было досадно, что он не смог сделать пустякового дела — дать команду заведующему клубом привести все в порядок.

К ночи мороз усиливался. Дым, тянувшийся кое-где из труб к щербатому месяцу, казался неподвижным. Со всех сторон шли к клубу колхозники, и снег громко скрипел под их ногами.

У сельпо какой-то парень кричал:

— Петь, выходи быстрей! А то проглядим, как начальство щикотать будут.

Председатель вздрогнул. Не желая встречаться с парнями, он вошел в клуб, не докурив папиросу, и услышал бас зоотехника:

— Сухостойной корове надо и сено, и силос, и корнеплоды, и картофель, и концентрированные корма. Это же ясно. Это элементарно. А что мы своим коровам даем?..

Секретарь райкома слушал Иващенко, одобрительно кивая головой.

«Уже успел, выскочка», — с озлоблением подумал Андрей Евдокимович.

— Топчемся на месте, как слепые возле канавы, — доносился до председателя резковатый голос зоотехника.

Внезапно появившееся озлобление против Иващенко у Андрея Евдокимовича не проходило весь вечер. Он разговаривал с зоотехником излишне вежливо и старался не смотреть в глаза.

Доклад свой он начал читать тихо, медленно, необычным для него, каким-то обиженным голосом. Но постепенно разошелся, и голос его гремел под сводами бывшей церковенки. Доклад был почти такой же, как и в прошлом году и позапрошлом. Вначале — общие фразы, написанные секретарем партийной организации. Секретарь — мастак писать о разных мировых проблемах. Потом Андрей Евдокимович говорил о достижениях колхоза и похвалил кое-кого из колхозников. Этот раздел доклада ему нравился больше всего.

Долго, очень долго он рассказывал о недостатках. Вчера Андрей Евдокимович хотел подсократить несколько абзацев, но члены правления воспротивились. Больше всего возражал, конечно, Иващенко: «Зачем сокращать? Зачем сокращать? Или, может быть, вы думаете, что в нашей работе безобразий мало?» Сердито отворачивая лицо от председателя, он повторял: «Удивляюсь, удивляюсь!»

Андрей Евдокимович читал доклад и прислушивался к собственному голосу, как к какому-то чужому. Голос казался ему сегодня слишком громким и, пожалуй, слишком монотонным, хотя он понимал, что так говорил всегда.

Колхозники слушали плохо, переговаривались, глазели по сторонам и дремали.

Когда объявили прения, первым попросил слова Степан Бондаренко. Он начал так:

— Вот давеча в кабинете председателя меня ну всего изругали, живого места прямо-таки не оставили. Будто я только по сторонам роблю и за план не борюсь. А так ли? Пожалуй, что не совсем так. А ежели серьезно говорить: совсем не так.

«Интересно, выпил он перед собранием или еще старый хмель не вышел?» — задал себе вопрос Андрей Евдокимович.