Василий Еловских: На Сибирском тракте

По берегам Тобола лишь изредка появлялись маленькие деревеньки. Весенняя вода разлилась, затопив луга местами на полкилометра. Из воды торчали голые растопыренные ветки тальника, они отбрасывали на воду длинные тени. Издали казалось, что кустарник надломился.

Не было никаких признаков тайги. А Сергею говорили, что в этих местах тайге конца-края нет.

Совсем недавно Сергей демобилизовался из армии. Обком партии направил его редактором районной газеты. И вот сейчас он вместе с женой и сыном плыл на север.

У Сергея было тяжело на душе. После шумных городов Притоболье казалось безлюдным и скучным, и веселый вальс, раздающийся из репродукторов, лишь усиливал невеселое настроение.

Пароход бесконечно долго разворачивался и причаливал к берегу, от которого начинались кривые улицы районного села. На капитанском мостике грубым голосом подавали команды. Где-то громко плакал ребенок.

Сергей жадно рассматривал все: темные деревянные дома, людей, встречающих пароход, машины, груженные мешками. Ухабистая дорога пересекала село, на огородах лежали кучи навоза.

— Смотри-ка, сам председатель райпотребсоюза здесь! — послышался сзади мужской голос. — Товарищу Устюжанинову мое почтение!

Возле низкого здания, похожего на склад, стоял мужчина в больших кирзовых сапогах, облепленных грязью, в фуражке, надвинутой на лоб. Засунув руки в карманы тужурки, он холодно посматривал на людей.

«Какой несимпатичный», — подумал Сергей.

Сергей нигде не видел так много грязи. Она покрывала всю улицу и была глубокой и липкой. Сапоги, облепленные грязью, казались страшно тяжелыми.

Впереди шла жена, за ней сын Саша, позади Сергей. Валя часто останавливалась и говорила:

— А как тут пройти? Знаешь, у меня в обоих ботах грязь.

Сергей обхватывал жену за талию и переносил через канавы и ямы. Сашу он брал в охапку. Мальчик сжимался в комок и говорил с жаром:

— Неси дальше, пап, неси.

Редакция газеты была в центре села, рядом с райкомом партии и Домом культуры, в длинном одноэтажном доме, возле которого на столбе хрипел репродуктор. Во дворе стоял стог сена. В хлеву мычала корова.

В широком и темном коридоре пахло чем-то неприятным. Жена с сыном остались возле двери. А Сергей пошел, выставив вперед правую руку. Спросил:

— Есть кто?

На полу что-то шевелилось.

«Не собака ли?» — подумал Сергей и, остановившись, снова спросил:

— Кто здесь?

Он зажег спичку и увидел теленка, который стоял, наклонив голову и широко расставив ножки.

Слева открылась дверь, и показалась мрачная мужская физиономия.

— Вам кого?

«Вот это редакция!» — усмехнулся Сергей и сказал басом, посолиднее:

— Я новый редактор. В общем… к вам работать приехал.

Мрачная физиономия повернулась и крикнула:

— Стаська, поди, новый редактор приехал!

В коридор выбежал высокий кудрявый парень и открыл в темноте другую дверь.

— Проходите сюда. Тут редакция. Это комната бухгалтера и секретаря редакции. А здесь вот кабинет редактора. Ставьте сюда чемоданы.

В комнатах висели электрические лампочки, а на столах стояли керосиновые лампы.

— Я печатник. Важенин моя фамилия. Вам ведь редактора Алексеенко надо? Старого или бывшего, не знаю, как теперь называть его. Он в наборном.

Важенин говорил торопливо, взгляд был нахальный и боязливый. «Работничек он, конечно, неважный, — решил Сергей. — В армии такие сачковать любят».

Типография размещалась по другую сторону коридора. В наборном цехе сидел за столом, заваленным бумагами, небритый мужчина лет сорока пяти в потертом кителе без подворотничка. Рядом с ним стоял костыль.

— Фронтовик? — кивнул на костыль Сергей, радуясь тому, что первый разговор может быть скрашен воспоминаниями о фронте.

— Да нет, — ответил Алексеенко с некоторым неудовольствием. — Это еще в молодости. О вашем назначении, товарищ Матвеев, я узнал еще позавчера. Первый секретарь райкома партии сообщил. Он думал, что я упаду в обморок от такой новости. Но я понимаю… Я же понимаю, что всех газетчиков в войну забирали, а теперь вот помаленьку демобилизуют. Ну, а здесь, в тылу, работников подбирали всяких.