Бригадир, зачем-то взобравшись на самую маковку котла, сигналил оттуда кому-то руками, пританцовывал от нетерпения, даже кричал что-то, по крайней мере, рот раскрывал и закрывал, хотя голоса не было слышно. Сразу три пневмозубила выгрызали на раме вагона кем-то испорченный сварной шов.
— Во! — тоже без надобности крикнул Генка, показав бригадиру листок наряда.
«Чего тебе?» — жестом спросил бригадир.
— Во! — опять показал Генка злополучный листок, стараясь на пальцах одной левой руки изобразить нечто катастрофическое.
— Некогда! — не поняв сути происшедшего, отсигналил Павлов.
— Слезай, вниз давай! — и кричал, и сигналил Генка. Подошел Рыжов. Постучал указательным пальцем Генке в макушку, спросил строго:
— А если грякнется? Не отвлекай! — и взял листок. Смотрел, поворачивая его и так и сяк, фыркал, как рассерженный кот, но, как видно, ничего не поняв, задал и вовсе ерундовый вопрос: — Чего ты возник? Что тут?
— Тысяча шестьсот процентов выработки! — выпалил Генка, надеясь ошеломить Игорька.
— Ну и что? Погоди. Как ты сказал? — навострил ухо Рыжов.
— Шея у тебя шибко длинная, долго доходит, — съязвил Топорков.
— Тысяча… сколько? — Рыжов опять принялся рассматривать наряд. И вдруг, что бывало с ним редко, заорал переполошенно: — Эгей, Миша! Майна помалу, майна-а! Прыгай сюда, прыгай!
— Тысяча шестьсот восемьдесят, — подлил масла Топорков. Но Рыжов уже усвоил суть происшедшего. Сложил наряд вчетверо, спрятал во внутренний карман фланельки, прижал ладонью, удостоверяясь, что листок на месте, отстранил Генку, чтоб не отвлекал, крикнул, выждав, когда Павлов очутился рядом:
— Тысяча шестьсот! Если на рубли — сто сорок за полсмены.
— А если на эти, на стервинги? — недоверчиво, укоризненно оглядел бригадир Рыжова. — Блок на подвесе, а вы тут… В чем дело?
— Во! — точно, как и Генка недавно, крикнул Рыжов, извлекая листок. — Все чин чином за подписью и печатью!
Павлов нахмурился. Еще не уяснив главного, он понял, что начинается заварушка. Нет, он не чурался ничего, что рождало производство, по секрету сказать, он любил заварушки, но в такой момент не надо бы отвлекаться. Блок котла раскачивается на толстых тросах, Маня-крановщица, свесившись через бортик своей «кошелки», сигналит и кричит. На углах вагонной рамы стоят наготове Тихий, Погасян, Чуков, готовые принять блок и помочь ему встать на квартиру. Четвертый угол свободен. Павлова ждет. А тут… Да что, собственно, тут? Наряд как наряд. Рекорд? Ну и что?
— Иди к нормировщику, к нормировщику! — сунул Павлов наряд не Рыжову, а самому виновнику.
— Ты что — ты… — возмутился Генка. Но Павлов был уже на полпути к луне. С обезьяньей ловкостью, мелькая руками и ногами, перескочил на откосину рамы, взвился на верхний швеллер, сделал по нему несколько мелких шажков на зависть канатоходцам и встал на четвертый угол.
— Давай, Маня-а! — руками и голосом повелел крановщице…
Нормировщик осмотрел наряд подозрительно, полагая, как видно, что ребята-монтажники затеяли какой-то подвох. Приоткрыл свой стол, покосился на что-то там, в ящике, опять на листок наряда, снова на Генку, спросил холодно:
— Ну и что? Чем могу служить?
— Так… вон, сами видите, — указал Генка на заколдованный листок. — Что там?
— Ну, так что? — еще холоднее задал нормировщик второй вопрос.
— Нормы другие надо, — подсказал Топорков.
Оживел нормировщик, даже повеселел сразу. Сощурился на Генку, посунул листок по столу к самому краю, третий вопрос задал осмысленный:
— Нормы другие? И только-то? Вы что — на простое нынче? Вам нечем заняться? Я эти нормы напридумывал, да? Вот! — выхватил он из ящика стола тоненькую книжечку-ценник. — Всесоюзные. Единые.
— А примечания? — задал Генка явно нелепый вопрос.
— Примечания? — совсем развеселился нормировщик. — Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, — подвинул ценник под бок к наряду. — Коэффициент на вечную мерзлоту, коэффициент на особо сложные условия? Вам какой?
— Тут же… тут тысяча восемьсот, — было запутался Генка, но храбро поправился: — Тысяча шестьсот восемьдесят процентов выработки. Вы понимаете, так не бывает. Надо что-то… ну, менять надо. Нормы.
— Ну, слушай, ну, ты понимаешь по-русски! — загородился нормировщик ладонями. — Что сам ты, что я тут… Знаешь, крой-ка ты в бриз! Да! В бриз. Ты же на этой, на козе рванул? Я помню, я видел. Говорили тут. А что — революция! Патент! Авторские! Крой! А? У меня дела, сам видишь. Держи-ка, держи! — всунул он листок наряда Генке в ладонь. — Давай бегом, там перерыв с часу!
Читать дальше