Иван Абрамов - Оглянись на будущее

Мошкара стоял в своей излюбленной позе бесстрастного наблюдателя, но лицо его было отнюдь не бесстрастно. О нет, он не волновался и не раскаивался, хотя отлично помнил свое выступление на совещании и кличку, данную вот этому агрегату, который и в самом деле творит что-то из ряда выходящее. Опытным глазом старший приемщик видел, что обработаны концы труб с ювелирной чистотой и что паренек Гена поставил сегодня если не всемирный, то какой-нибудь в этом роде рекорд. Как быть, вот о чем думал Федор Пантелеевич Мошкара, наблюдая за работой «козы-дерезы». Принцип ее был понятен давно, было предположение, что рано или поздно эту «козу» доведут до ума — ребята тут упорные, но если честно признаться, и в голову не лезло, чтоб результат был столь потрясающий.

«Если там брачок, пусть на себя пеняют, но если все нормально, придется поддержать сполна. Страна любит героев, страна не позволит пренебрегать такими достижениями», — как бы со стороны слушал Мошкара собственный голос на еще не созванном собрании в честь победы. Можно добавить о нашей прекрасной молодежи и о том, что цвет этой молодежи здесь, у них на участке, а самое зерно, самое главное во всем передовом — это вот он — Генка Топорков. И о техникуме можно упомянуть, теперь это не во вред, сам Иван отрекся от повального учения. Ну а если не дадут сказать, то же самое поймут по делу. Это почти одно и то же.

И вдруг Мошкару осенило. Тонкие губы растянулись прямо-таки в сладострастную усмешку, глаза ожили и засветились, узенькие плечики взлетели, почти коснулись ушей. Обе руки вздернули полинялые, предельно измятые штаны, ноги, опережая друг друга, понесли к месту действия.

— Наряд! — протянул Мошкара руку, одновременно отсекая Генкин палец от красной кнопки.

— Чо? — опешил Топорков.

— Наря-ад! — указал Мошкара на инструментальный шкафчик, где хранились выписанные, но не оформленные наряды.

Может, впервые с такой отчетливостью Генка понял, что Мошкара — плохой человек. Хороший не стал бы обрывать песню на самом интересном месте. Да и при чем тут наряд? Ну, на наряд, на. И убирайся, убирайся, не мешай, плохой ты человек.

— Покури, — доброжелательно посоветовал Мошкара, взяв у Генки листок наряда. — Сделал дело, кури смело. — Медленно, кособочась, но не притрагиваясь ни к одной трубе, обошел ровненькую стопку, выложенную любовно, как на выставку. Издали посмотрел в сторону лестницы на «голубятню», опять вспомнив, как без всякой надобности добивал павловцев. Покаянно подумал: «Не будешь ерзать без надобности. Не будешь егозить, дура-голова. Вот и обернется теперь… Не скоро, но вполне может быть».

Наряд оформлял долго. Писал, писал что-то. Потом, достав из бокового кармана свою приемщицкую «толкушку», не просто подул на нее, а помакал в тряпочку, сделал пробный оттиск на своей бумажке и, положив наряд Генке на спину, старательно, с силой надавил печаткой. Будто самого Генку пометил.

— Ну, вот, все изложено по статьям, — полюбовавшись своей работой, возвратил Мошкара оформленный наряд Генке. — А в рублях сколько получилось? А? Бессребреники, а вона как рвете. Ну-ну! — похлопал Топоркова по плечу и пошел куда-то по своим делам, озирая окрестности под фонарями.

Все любят пословицы. Даже и непонятные. Что значит: «Как рыба на берегу»? Кто спрашивал у рыбы, каково ей на берегу? Но, наверно, догадываются люди, что рыбке на берегу не сладко. Генка Топорков рыбалкой не увлекался, но вдруг почувствовал: нельзя слишком резко переходить из одной стихии в другую. Мошкара его буквально подсек, словно какую-то плотичку, вышвырнул на берег, а сам был таков.

Посмотрел Генка вслед Мошкаре, посмотрел в листок наряда. Опустил руки. Что делать?

Да и рот у него был открыт, как у той плотички. Еще бы. Впервые довелось увидать наряд, заполненный, что называется, от доски до доски. Ни одной клеточки с прочерками или вовсе пустой. А вдобавок — в графе «Рекомендации специалистов» убористая приписка:

«Указанная в наряде работа выполнена за четыре часа. Это рекорд».

Зря не написал «всесоюзный».

Но Генка напрасно пытался иронизировать. Не всесоюзный — мировой рекорд поставил он.

«Может, ну ее, может, не надо пыль подымать? — размышлял Топорков, направляясь к бригадиру. — Не себе заработал, на бригаду. Если разложить на восемь… Да кому какое дело? Заработано? Честно? Ну и плати, контора. Много? Так если на восемь…»

Дальше этого порога мысли не продвигались. Что их останавливало тут, Генка не знал, не хотел знать. Начинал забег сначала, брал хороший разгон и опять спотыкался на том же месте. На восемь-то на восемь, но сделал один.