Иван Абрамов - Оглянись на будущее

Иван Стрельцов тщательно, кропотливо распутывал свалявшуюся в ком лесу, аккуратно складывал распутанное маленькой восьмерочкой, стараясь, чтоб крючки оставались свободными, чтоб не пришлось снова возиться с ними на речке. Он просматривал каждую петлю, узелочки развязывал терпеливо, вспоминая о том, что гиляки, попав в случайное затишье во время пурги, завязывали туго-натуго узелки на сыромятном ремешке, а потом развязывали их. Это помогало не только время скоротать, это не давало беспокойству забраться в душу. Это хорошо, когда именно так получается. У него, например, не получалось. Борода скоро вся распутается, а в душе такой кавардак, хоть плачь, хоть скачь. И правда проблема. Застряла, черт, как рыбья кость в горле. Серега недаром ершится, у него тоже застряло. Не сейчас, так на речке он начнет раскручивать, хотя пользы от этого никакой и никому. Будет придираться, жаловаться, браниться. Конечно, по-своему он прав, но и ему понять бы: ссорами делу не поможешь. Чем, как поможешь — может, пока не знает никто. Потом, когда дело выйдет на простор и станет всем понятным, будет каждому ясно: где и кто ошибался, где и куда надо было повернуть, к кому обратиться и что сказать. Но это потом, это когда еще будет. Теперь как? У Сергея и в самом деле снизится заработок. Мошкара тоже уверен, что его хотят оставить без работы. Да и для начальства канители прибавится…

— Так ты что, ты прилип, да? — яростно налетел Сергей, тыча в грудь Ивана концами связанных в пучок удилищ. — Тебе невыгодно слышать-видеть? А-а, знаем таких ухватистых, ток не прорежет, друг ситцевый! Камень тоже трещину дает.

Насчет камня — это Серега приплел для складности, это его маменька такие присказки любит. Но и в самом деле пора. Встал Иван, не глядя швырнул смотанную восьмерочкой лесу, попав точно в камышовую кошелку. Отряхнул что-то с коленок, поддернул голенища кирзачей, покосился на деда. Жалко старика. Замучился, извелся совсем, пытаясь вникнуть в эти передряги в бригаде. Да и не только в бригаде. А вот что к чему, понять не может. Странно ему и обидно. Всю жизнь на заводе, и не просто абы как, а в закоперщиках, а тут, вишь ты, мозги прокисшие ничего понять не могут. Но и деду нечего сказать. Пока нечего.

Зажав под мышкой старую, давно потерявшую ручки кошелку из желтого камыша, кинув на плечо тоже изношенную фуфайку военного образца, молча пошел Иван со двора. Серега озадаченно переступил на одном месте, оглянулся на деда Гордея, брякнул ведёрком, в котором и не было ничего, только он мог пустым так брякнуть. Сейчас подойдет к деду и скажет требовательно: «Дай на дорожку пару твоих пенсионерских». Гордей уже и руку в карман запустил, все же давняя привычка, прикинул, сколько можно отпустить малому без особого ущерба для себя, подумал даже, что Иван не зря пристрастился к сигаретам, заодно бы «Беломором» дымили. У Сереги вон как повелось: свои курит только один день после получки. «Стрелок» еще тот. Может, и не надо ему потакать, Машкиному сыну!.. Но ждал, ох как ждал дед Сергея. Все ж нужен ты, коль к тебе подходят. Как там разговаривают и о чем, но все ж ты нужен. А папирос не жалко. Пусть его. Ну, чтоб не хватал лишку, приноровился дед. Пачку подставит, а сам пальцами около донышка прижмет. Тащи не тащи — больше пяти-шести не выхватишь. Бывало, конечно, по десятку выуживал Серега. Это уметь надо, тремя пальцами чуть не полпачки подцепить. Ухватит за мундштуки, будто и не целясь, покачает чуток из стороны в сторону, будто думает, что они там к донышку прилипли, и потянет. Не рванет, потянет. Аккуратненько так. Только дед давно понял: если что Серега зацепил, ни в жизнь не отпустит. А жалко же, если порвет. Ни тебе, ни богу. Только и проку было, что использовал дед это время для воспитательных мероприятий. Пока Серега раскачивает да тянет, пока рассовывает за ухо да по кармашкам, вызвездит ему Гордей Калиныч и про то, и насчет этого. Оно хотя Серега тоже не из тех слушатель, но сказанное не сейчас, так после дойдет. И еще: уходя, Сергей непременно упрекнет:

— Ух и жаден ты, дед, у тебя зимой снега не допросишься. — И подмигнет. Зачем подмигивает — непонятно, а получается у него по-дружески. Да он и не плохой вовсе, это у него жизнь такая нескладная. И не глупый. Прикидывается иногда, так это потому, что с дурачков и в самом деле меньше спроса. Жаден? А жизнь какую прожил? Голодали, почитай, пока сами себя кормить не научились. Что ж винить, если вырастила таким парня сама жизнь. Иван тоже рос в голоде-холоде, тоже вот не разбогател, а хоть последнюю рубаху попроси — отдаст. Но люди разные, лес и то разный растет. Что ж теперь? Вот подойдет сейчас…