Петр Замойский - Восход

Читая «Подпасок», «Молодость», «Восход», мы имели возможность это увидеть.

В огне классовой борьбы закалялись герои «Лаптей» и среди них прежде всего колхозный вожак Прасковья Сорокина и ее сын. В огне трех революций закалился Петр Наземов. Правдивый «до жестокости» писатель открыл нам внутренний мир этих людей — мир высоких помыслов и благородных страстей. И мы ему за это благодарны.

Алексей Максимович Горький подсказывал некогда С. П. Подъячеву, которого П. И. Замойский чтил как своего учителя: «Очень полезно было бы деревенской молодежи, если Вы написали Вашу автобиографию. Вы должны понять, как это воодушевило бы комсомольцев, порою, как я знаю, унывающих пред великой трудностью преодолеть деревенскую старинку».

Автобиографическая трилогия П. И. Замойского превзошла книгу С. П. Подъячева «Моя жизнь». Она блестяще выдерживает сравнение и с более известными образцами этого жанра.

О творчестве П. И. Замойского писали при его жизни и после. В последнее время — до обидного мало. Писали разное. В основном — доброжелательно. Но часто за этой «средней» доброжелательностью нельзя было увидеть настоящие масштабы его дарования. Он писал о крестьянстве. И был, несомненно, весьма талантливым советским писателем в том широком смысле, в каком мы это сейчас понимаем. Его же часто рассматривали как сугубо крестьянского писателя, как бытописателя деревни, тем самым сужали, недооценивали его значение для советской литературы. И потому, должно быть, слава его — значительно меньше ого заслуг.

О них же, о его заслугах перед отечественной литературой, впервые в полный голос заговорил А. А. Фадеев. Он назвал, например, повесть «Молодость» незаурядным явлением. И обосновывал: «Духовный мир крестьянина, и передового, и отсталого, и ищущего правды, и уже очерствевшего от корысти, духовный мир женщины-крестьянки — все это дано с большой внутренней правдивостью и подлинной лирической силой». И дальше: «Я не знаю другого произведения, где бы с такой чистотой, отсутствием всякой грубой физиологии, которой так любят злоупотреблять многие авторы в изображении деревни, были даны любовь и любовные отношения в русской деревне. Все люди в изображении Замойского встают такими очеловеченными, что это не может не волновать. Замойский, как никто из современных авторов, видит эту сторону жизни деревни, которая была за семью печатями, скажем, даже для Бунина. И в этом большая заслуга Замойского».

Так о П. И. Замойском еще никто не говорил.

Несколько позже поэт Н. Н. Асеев выступил со статьей «Жизнь слова». В ней он утверждал, что «такой „малогромкий“ писатель, как П. Замойский, может послужить примером точного, живого русского языка, связанного с народным крепкими связями».

Читатель, надеюсь, согласится с этими оценками. Он найдет в них подтверждение своим мыслям и чувствам, рожденным общением с творчеством «малогромкого», но поистине выдающегося художника.

В творчестве П. И. Замойского — удивительная свобода и естественность. С первых буквально строк перед тобой возникают люди и события в их первозданной натуральной сущности. Это великое уменье писать так, чтобы читатель не усомнился в правде изображаемого.

Замысел писателя реализуется, как мы знаем, в слове. Оно несет в себе и мысль, и чувство, и текст, и подтекст. «Мысль относится к слову , как душа к телу, а слово к мысли, как тело к душе», — писал великий земляк П. И. Замойского — В. Г. Белинский. Художник оркеструет слова, и они звучат то камерно, то симфонично. Они имеют и запах и окраску… Н. Н. Асеев писал о чистейшем, подснежниковом, весеннем языке М. М. Пришвина и о цветном, выпуклом, как мордовская вышивка, языке Всеволода Иванова. О слове П. И. Замойского можно сказать то же, что сказано в «Подпаске» о пастушьем марше: «…мелодичный, переливчатый, пахнущий полевым простором и раздольем, душистым степным разгулом и зелеными травами…» Речь идет не просто о языке. Тот же В. Г. Белинский различал, как мы знаем, понятия язык и слог. «К достоинствам языка, — писал он, — принадлежит только правильность, чистота, плавность, чего достигает даже самая пошлая бездарность путем рутины и труда. Но слог — это сам талант, сама мысль. Слог — это рельефность, осязаемость мысли; в слоге весь человек; слог всегда оригинален, как личность, как характер». Потому-то Н. Н. Асеев и писал о «выпуклом» языке Всеволода Иванова. Язык П. И. Замойского — рельефен. В его слове — тот самый народный корень, который делает речь колоритной, живой, впечатляющей.