Петр Замойский - Восход

Прежде чем стать писателем, П. И. Замойский мечтал о карьере артиста. Он пытался даже поступить в театр. Тяга к театру сохранилась на всю жизнь. В годы Отечественной войны писатель, как известно уже из «Рассказа о себе», находился в родном село Соболевке, Пензенской области. Там, на клубных подмостках, ставились его одноактные пьесы, и он иногда сам играл в них. Часто выступал и в роли чтеца собственных произведений. Это было артистическое чтение!

Он мыслил образами и писал, как мне представляется, очень сценично, показывая суть явлений в их оголенно-зримой конкретности и, одновременно, в их обобщенной типической силе. Я сказал ему об этом, и он, улыбнувшись, заметил:

— Сцена не терпит многословия. И ей подавай такие слова, как патроны в обойме, каждое чтобы стреляло.

Он искал и находил такие слова. И его героев легко представить на сцене.

Вспомните начало «Подпаска». Как мало сказано и как много выражено! Всех и все реально представляешь: и десятского Фильку Шкалика, которого неспроста прозвали «Шкаликом», и Петьку, радующегося тому, что как они ни бедны, а все-таки пригласили и угощают чужого человека, и хозяина, и избенку, и быт семьи, и морозную погоду…

Возникают и сменяются одна за другой сцены сельской жизни. Вместе с подпаском Петькой мы как бы проходим его «университеты». И опять же здесь все весомо и зримо. Разве забудешь, например, сцену крестьянского схода, на котором нанимали пастуха? Или то, как запродали в подпаски Петьку, которому так хотелось учиться? Волнуясь, читаешь: «…думалось, что училище бросить не жалко и что все равно учись — не учись, а толку не будет, и путей мне дальше нет». А страницы, посвященные коровьему стаду! «Их разгоняли, били, но от этого они еще более свирепели. Рога у них переплелись, словно кто спаял им лбы». А проникновенная характеристика поведения стада! Вспоминается очеловеченный мир животных в «Маугли». Но тут все свое, русское.

Тяжелый шлагбаум, который было опустился перед Петькой и грозил перекрыть путь его жизни, поднялся. И мы, читая трилогию, с искренним волнением наблюдаем и сопереживаем происходящее.

До Октября 1917 года еще далеко. Но все громче н громче голоса о том, что невмоготу терпеть нужду и гнет, все крепче толчки революции. И не узнать Петьку! Он говорит: «…„Капитанскую дочку“ читал. Вот в старое время был Пугачев. Как он колошматил этих дворян! За мужиков шел. И войска из мужиков, из татар, башкир. Теперь бы такого Пугачева к нам. Мы бы…» И это говорит тот самый паренек, который еще совсем недавно мечтал о спокойной жизни, о своей избе, лошади, корове… «Мне ничего больше не надо, только бы землицы!»

Автор ведет Петра Наземова сквозь десятилетия — от 1905 года к 1917 и дальше. И не его, конечно, одного. Много людей — и много судеб. Читатель их знает. И он, уверен, согласится, что все они — от живой жизни. И весь долгий и сложный процесс их становления, развития, утверждения одних и ниспровержения других, процесс классового расслоения деревни и острейшей классовой борьбы — все это не натуралистическое списывание с действительности, а проникновение в ее сущность.

Если продолжить мысль о весомом и зримом в повести «Подпасок», то нельзя обойти такие сцены, как драка с кокшайскими мужиками, школьный экзамен, чтение ребятам «Детства» Льва Толстого, схватка со стражниками, схватка с казаками…

Все это верно действительности и написано превосходно.

Выразителен диалог. Произносимые слова не «извне наклеены», а принадлежат именно тем людям, какие их произносят.

Поэтичны картины крестьянского труда и быта.

В памяти не только праздник начала пастьбы, выписанный с особенной тщательностью. Запоминается и картина сенокоса, начинающаяся словами: «Чу! Кажется, звон… Да, коса звенит. Вот другая. Она звенит полнее».

Пейзаж живописен и, что не менее важно, социально содержателен.

«С возвышенности далеко видны поля. Много земли. Вон грань. Она отделяет барскую землю от нашей. Она отрезала от села луга, лес, родники и самую хорошую землю. Узким клином сходится барская земля со второй барской гранью. Вторая захватывает эту степь, лес и опять землю, но уже отрезанную не от нас, а от соседнего села».

Нет, это не «равнодушная природа»!

Я задержался на повести «Подпасок» — части целого, чтобы с ее помощью можно было осмыслить целое, то есть все лучшее, что есть в творчестве П. И. Замойского.

Предваряя свою автобиографическую трилогию, он писал в 1928 году: «…я покажу, каким огнем закаляется человек, чтоб из него вышел крепкий коммунист и правдивый до жестокости писатель».